Николай Прокудин - Бой под Талуканом

– «Купание красных офицеров» – это как «Купание красного коня»? – поинтересовался я. – Нас потом овсом кормить еще больше начнут. А чего ты Сережку бросил, он без тебя справится?

– Да чего там справляться? Саперы разминировали избушки, только одна и нашлась мина в этой долине «духов».

Мина совсем древняя, года три как установлена, старая, ржавая.

– Уходить будем – поставим новую, – усмехнулся я.

– Нашли еще чего-нибудь? – спросил Марасканов.

– Пока ничего. «Летеха» с взводами сейчас те дальние овечьи кошары осмотрит и вернется к нам. Пусто там, ничего нет, либо унесли все, либо не было никаких боеприпасов. Без Шипилова, покойного, ничего не находим. Вот у кого нюх был! Как вы на отшибе, не замерзли? У нас и лед уже совсем подтаял, а тут кое-где белеет.

– Да ничего, терпимо. В Кандагаре, конечно, теплее, я снега два года не видел, уже забыл, как он выглядит, – улыбнулся Игорь.

– Игорек, а что случилось с тобой, почему к нам «сослали» из спецназа? – поинтересовался Острогин.

– Глупая история. За острый язык и несдержанность. Солдат солдата топором зарубил, начальник политотдела принялся орать, что комсомолец убил комсомольца, работа воспитательная не ведется, каких-то протоколов собраний не оказалось. Я вспылил, принялся спорить, ну а он припомнил взводного, которого осудили за «мародерство» тремя месяца ми раньше, дескать, наблюдается увеличение грубых нарушений дисциплины членами ВЛКСМ. И вот я не переизбран и отправлен в пехоту. Вообще-то если бы не послал его подальше, все бы обошлось, но я не сдержался. Вот и в отпуск вовремя не уехал, и со званием кинули, уже капитаном должен был стать, а в результате – вновь взвод и по-прежнему старший лейтенант.

– Игорь, как старлей ты нам больше нравишься, с капитаном из спецназа мы уже послужили, до сих пор запасы одеколона батальон восстановить не может. Очень ты нам симпатичен, и дружный коллектив первой роты принимает тебя в свои ряды. Уверен, с честью оправдаешь наше доверие и к концу года возглавишь роту, – торжественно произнес я.

– Ник, большое спасибо, но, ребята, ваше доверие я лучше оправдаю в Союзе. Осталось три месяца служить, вы уж как-нибудь без меня, пожалуйста, обойдитесь.

– Это настоящая катастрофа! А как я отлично пристроился! У Игоря здоровья – вагон! Громадный ватный спальник в горы приволок, я же налегке шел с транзистором. Эх, скоро придется опять себе лежак носить.

– А что, места на двоих хватает? – удивился Острогин.

– Конечно, я худощавый, Игорь тоже стройный, рядом можно еще «летеху» положить. Мы – не то что ты: культурист, атлет, Геракл. Жрешь за троих, спишь за двоих, нос отхватил на четверых. Повернешь им – проткнешь, а мозгов взял – на одного…

– Но-но, замполит, интеллект попрошу не трогать. Мой ум, как и мой красивый греческий нос, – неприкосновенны и неповторимы. Ты посмотри, какой профиль, как на барельефе! – гордо произнес Серж.

– Одно слово – граф, – согласился я. – Как тебя, такого породистого, сохранили до сих пор? Почему предков в восемнадцатом году не шлепнули?

– Родственников лишь сослали в Казахстан, наверное, им повезло. Если бы история тогда повернулась по-иному, то вы у меня на конюшне бы работали или на плантациях.

– Серж, у тебя фамилия вообще-то не дворянская, а больше каторжная – Острогин! Тюрьмой отдает и ссылкой, – возразил Игорь.

– Что это вы моего тезку обижаете? – вступился за «графа» поднявшийся на точку Ветишин. – За что такого золотого парня обижаете?

– Вот хотя бы одна родственная душа, брат ты мой, Сережка! Буду фотографировать только тебя, пошли они к черту. Крестьяне!

– По повадкам замполит тоже из дворян. Спальник носить не хочет, дрыхнет в чужом, одевается не как все – в «песочник» или «горник», умные речи произносить пытается, – вставил словечко Ветишин.

– Нет, Серж, я к тебе не примазываюсь, моя порода совсем другая, мы из обыкновенных разбойников, ссыльнокаторжных, – отмахнулся я.

– Ребята, завидую я вам, – вмешался в разговор Марасканов, сменив тему.

– А чему тут завидовать? – удивился я.

– С такими теплыми спальными мешками можно год в горах, не спускаясь, воевать. У нас в Кандагаре их совсем мало, в основном трофейные. А тут на всю роту ватные, теплые, большие.

– Вот то-то и оно, что большие, – усмехнулся я. – Большие и тяжелые. Дружище, когда я в прошлом году в полк прибыл, то солдаты парами спали на одном бушлате, накрывшись вторым, да еще плащ-накидку одну подстелят, а другую от солнца и дождя на эспээсе растянут. И никаких спальников! Но в декабре разведрота шестьдесят восьмого полка возле Рухи попала в засаду и почти вся полегла. На помощь бросили рейдовый батальон и раз-ведбат. В Кабуле стояла солнечная погода, тепло, а в горах началась снежная буря. Температура минус пятнадцать! Пехота обута не в валенки, а в сапоги и ботинки, одеты легко, по-летнему, спальных мешков почти ни у кого, только у старослужащих – трофейные. В результате померзли: больше шестидесяти обмороженных, в том числе и с ампутациями конечностей и даже со смертельными исходами. Примчалась комиссия из Москвы, а в полках теплых вещей нет, хотя воюем уже пять лет. Оказалось, все это лежит на армейских складах, но «крысы тыловые» не удосужились выдать в войска. Зато теперь есть и свитера, и бушлаты нового образца, и ватные штаны, и спальные мешки, и горные костюмы. Но чтобы получить это имущество, надо было потерять людей и искалечить десятки бойцов. Нашему батальону очень повезло во время этих морозов. Сначала объявили готовность к выдвижению, но из-за приезда адмирала на партконференцию дивизии полк оставили на показ. А то на леднике полегли бы и роты нашего доблестного восьмидесятого полка, в том числе и ваш покорный слуга с ними. Серж точно бы монументального носа лишился. Как-то раз в районе Бамиана рота попала в ливень, а затем в снежную бурю – неприятнейшие ощущения. Мокрые насквозь до нитки были, запорошенные снегом, замороженные, как сырое мясо в холодильнике. Бр-р-р. Как вспомнишь, так вздрогнешь. Острогин ходил синий, как залежалый цыпленок, общипанный культурист – «кур турист». На его красивом носу намерзла длинная сосулька.