Вячеслав Бондаренко - День «Б»

Точно такая же работа кипела в самом начале июля и в других ключевых точках белорусской столицы. Особенно пришлось немцам попотеть при закладке мин в Дом правительства — самое большое здание в республике. Построенное в начале 1930-х архитектором Лангбардом в стиле модного тогда конструктивизма, оно вызывало неизменное восхищение всех гостей Минска. До войны перед домом высился памятник Ленину, но немцы его, разумеется, сняли и вывезли в Германию, на переплавку.

Когда работа была закончена, немолодой немецкий полковник, ответственный за спецоперацию, устало вытер вспотевший лоб платком и промолвил:

— Ну что же, добро пожаловать, господа большевики…

Согласно приказу Гитлера, при отступлении немцы применяли тактику «выжженной земли». Войдя в Минск, русские должны были увидеть вместо города пустыню.

— …И все-таки не пойму я, товарищ майор, — устало произнес один из трех уцелевших бойцов Особого отряда НКВД. Все трое сидели на чердаке каменного трехэтажного дома, выходившего окнами на здание генерального комиссариата. — Если англичан этих, как нам сообщили в шифровке, сбросили в тыл немцев, то какого черта «смершевцы», которые их курируют, поперлись в Минск?.. А, Петрович?..

Бородач пожал плечами вместо ответа. Он жадно жевал черный хлеб с салом, которым бойцы разжились в доме убитой женщины.

Стриженный ежиком майор, одетый теперь в просторный летний парусиновый костюм и старые сандалии, мрачно молчал. Он и сам не раз задавал себе этот вопрос. Зачем нужно устранять «смершевцев» — не его дело, это приказ, а приказы не обсуждаются. Но ведь «смершевцы» эти действительно должны идти за англичанами, как нитка за иголкой. Выходит, что и англичане тоже в Минске?.. Но что они забыли в городе, который не сегодня, так завтра будет взят нашими?.. Что им может понадобиться здесь?..

«Есть два варианта, — молча думал майор, наблюдая за тем, как у центрального подъезда комиссариата прохаживается немец с автоматом. — Или англичане будут лежать на дне, ожидая прихода наших, или наоборот, будут активно действовать… Но какие, какие у них могут быть здесь интересы?.. Националисты?.. Но они эвакуировались вслед за Готтбергом. Диверсии в тылу уходящих немцев?.. Но какие тут могут быть диверсии? Стрельба в спину рядовым солдатам? Слишком мелко. Террор против отдельных офицеров?.. Подрыв немецких точек обороны?..» Майор прокручивал в голове все эти версии, и ни одна его не устраивала.

— Ладно, — наконец мрачно проговорил он. — Пожрали?.. Тогда двигаем.

— Куда? — дожевывая, с трудом спросил бородач.

— Не знаю! — неожиданно взорвался криком майор. — Не знаю я ни хрена!.. Но что, вот так вот сидеть на чердаке, когда тут такое творится?..

Утром 2 июля капитан Владимир Соколов проснулся на десять минут раньше положенного срока. Раннее солнце, проникавшее в щели двери, уже щекотало лоб и щеки ласковым светом. В разных углах подвала раздавался богатырский храп. Ребята спали, утомленные вчерашним тяжелым днем. Не было только Рихтера, который отправился на задание глубокой ночью…

«А день сегодняшний, кажется, будет еще тяжелее, — подумал Владимир. — Если не самым тяжелым в нашей операции…»

Он вспомнил Антона Денисеню, Василия Загладина. Эти парни не дошли с ними до цели, никогда не увидят победы. Нет и подпольщика Михаила Ивановича, павшего от руки неизвестных мерзавцев. Но то, ради чего жили эти люди, не убить никому. Знамя освобождения должно, обязано взвиться над Минском…

Владимир еще раз посмотрел на спящих разведчиков. Возможно, для кого-то из них этот день станет не просто тяжелым, но еще и последним. «Ребят сбереги, если сможешь», — вспомнил он напутствие майора Збраилова… И снова мысленно ответил ему: «Постараюсь, Александр Михайлович».

— Подъем!..

Ребята проснулись мгновенно, будто и не отдыхали. На завтрак открыли несколько банок немецких консервов, найденных в разбитом грузовике возле вокзала.

— Ну что, Родина зовет? — бодро произнес Соколов, стараясь не выдавать волнения. — Расходимся по постам и действуем по обстановке.

— Вечером — сюда? — с набитым ртом спросил Плескачевский.

— Ну кто тебя манерам учил, Костя? — укоризненно поинтересовался Владимир. — Ты и с девушками после победы будешь так разговаривать — жуя?

— Виноват, товарищ капитан, — покраснел лейтенант, торопливо доедая консервы. — Вопрос хотел задать…

— А вечером, друг мой Костя, — капитан Чёткин обнял лейтенанта за плечи, — вполне возможно, что придется тебе застрять на вверенном объекте и следить, чтобы никакие гады не совали свой нос туда, куда не следует. Верно я говорю?