Вячеслав Бондаренко - День «Б»

— Что это там, у костёла? — спросил между тем Рихтер у водителя. Соколов взглянул в указанном направлении. Похоже, немцы укрепляли подступы к костёлу — там копошилось множество солдат, рычал самосвал.

— Там кладбище, католическое кладбище, герр фельдполицайсекретарь, — объяснил солдат.

— Я сам вижу, что кладбище, — нахмурился Рихтер. — А на кладбище что? Противотанковая батарея? И дот внизу?

— Так точно, — неохотно сказал водитель.

«Молодец Валя, — подумал Соколов, — надо будет запомнить расположение батареи и как-то предупредить наших перед началом штурма. Расположена батарея удачно и может задержать продвижение наших танков надолго».

Между тем автобус пересек по мосту неширокую реку Свислочь, миновал электростанцию и начал с воем подниматься в гору. Здесь, в центре, было заметно, как разрушен город. По правую руку шли сплошь закопченные, обгорелые двух-трехэтажные коробки. Только несколько больших зданий выглядели относительно целыми. У одного из них офицеры покинули автобус.

— Это гостиница Западного Особого военного округа, — волнуясь, тихо проговорил Чёткин. — Я помню… Я был в Минске в командировке в мае 1941-го, останавливался здесь. Ее только что построили…

Теперь у ворот гостиницы стоял часовой в какой-то непонятной форме — вроде бы немецкой, но с другими погонами и какой-то эмблемой на рукаве. Кроме того, он был вооружен русской трехлинейкой, а не германской винтовкой «Маузер». «Небось пособник фашистов», — подумал Владимир.

— Пить, — попросил Антон, приподнимаясь на носилках. — Горло горит, ребята…

— Ладно. — Соколов недовольно взглянул на Николая, обрывая воспоминания. — Сейчас у нас другой маршрут. Предлагаю заглянуть в офицерское собрание, там наверняка есть столовая, где нам дадут воды. А дальше — по плану. Валентин, остаешься с Антоном здесь.

Разведчики перешли улицу и оказались возле Дома Красной Армии, в котором размещался теперь офицерский клуб. У входа в него царило оживление, стояло несколько грузовых машин. У городского театра, находившегося в двух минутах ходьбы, бухал медью духовой оркестр. Сквозь листву сквера видны были развевающиеся бело-красно-белые флаги.

— Праздник какой-то, что ли? — удивился Плескачевский.

— Ага, — усмехнулся Чёткин, — торжественное бегство из Минска.

Соколов хотел одернуть подчиненных за шуточки, но оказалось, что Чёткин был совершенно прав. Едва офицеры вошли в большой холл здания и направились к столовой, как к ним бросился кёльнер в белой куртке:

— Закрыто, закрыто, господа! Столовая больше не действует!

— Как это не действует? — нахмурился Рихтер. — Почему?

— Эвакуация! — развел руками кёльнер. — Мы сворачиваемся! Вы что, не видите, что происходит?

Действительно, солдаты выносили из столовой ящики, в которых погромыхивала посуда.

— Прикажите принести воды, — распорядился Соколов, — у нас раненый. Живее, любезный!..

Кёльнер покорно побежал куда-то и вернулся с графином.

— Ну что же, — рассмеялся Плескачевский, когда разведчики вновь вышли на прогретую жарким солнцем площадь перед зданием, — если мы и остались без обеда, то по очень приятной причине!

Владимир взглянул на товарищей. Их лица, несмотря на усталость, были радостными. Врагу недолго оставалось быть на белорусской земле!

— Пойдемте, — поторопил Чёткин, — как бы к Антону с Валей не прицепился патруль.

— …День-то какой, — утолив жажду из лесного ручья, хрипло проговорил заросший бородой до самого кадыка человек в потрепанной форме лейтенанта литовской армии. — Сейчас бы на пляже поваляться в Ялте или Алуште, а?.. Я в последний раз на море был в тридцать девятом. С девушкой познакомился — м-м-м!.. — Бородач мечтательно зажмурился и помотал головой.

— Ну, и было что-нибудь? — заинтересованно спросил второй «литовец» в чине сержанта.

— А как же! По полной программе…

Старший группы, плотный, стриженный ежиком, в мундире капитана, закончил наносить на карту местоположение могилы и хмуро сказал:

— Отставить трёп!.. Значит, двинулись в сторону Минского шоссе?

— При этом несли с собой раненого, — кивнул «сержант». — Мы нагнали их уже возле самого шоссе. Атаковать не стали, шоссе было забито немцами.

— И что? — рявкнул «капитан». — С каких это пор мы немцев боимся?

— А с каких это пор мы действуем в открытую? — ответил усмешкой «сержант». — Надо было грянуть «ура» и красное знамя развернуть, да?..