Валерий Поволяев - Лесные солдаты

– Потерпи, Ломоносов. Вода у нас с тобою сейчас дороже еды, – Чердынцев разгрёб песок у костра, похлопал по земле ладонью – за день землица нагрелась, тёплая, а вот часа через два уже будет стынь стынью. А у них с маленьким солдатом ни плащ-палатки, ни накидки, ни просто куска брезента, чтобы подстелить под себя. – Давай отдыхать. Вставать придётся на рассвете.

Ломоносов закряхтел, будто усталый, согбенный жизнью старичок, также обхлопал пространство рядом с собою ладонями. Лейтенант подумал, что неплохо бы одному из них пободрствовать, и так, сменяя друг друга, всю ночь, до утра, но слишком мало их, было бы хотя бы человека четыре – тогда другое дело.

Он поворочался немного, укладываясь поудобнее, подложил под голову фуражку, поворочался ещё несколько минут и уснул. Автомат положил рядом, на расстоянии полуметра, чтобы можно было в любую секунду дотянуться до него.

Сон лейтенанта был светлым. В этом возрасте вообще все сны бывают светлыми – обязательно видится что-нибудь хорошее, – лейтенант во сне улыбался… Так оно и было – он видел самого себя в безмятежном счастливом детстве, видел маму Ираиду Петровну, видел, что наряжен в любимые клетчатые брюки английского производства, купленные в бывшем торгсиновском магазине, ставшем комиссионным, за какую-то смешную цену, видел, что безымянный палец на правой руке у него украшен алюминиевым колечком, которое он выиграл в «зоску» у Мишки Соломатина, давнего своего школьного недруга…

Господи, неужели всё это было когда-то на самом деле, а теперь мерещится ему во сне? Или всё-таки ничего не было? Чердынцев, не просыпаясь, застонал.

Маленький солдат на стон немедленно среагировал, приподнял голову – сказались охотничьи навыки, – огляделся. Лейтенант спал на боку, в детской позе, засунув ладони между коленями, раскрыв рот и в странном каком-то неестественном напряжении сведя вместе брови. Именно брови, превратившиеся в одну длинную шерстистую гусеницу, придавали его лицу выражение бодрствующего человека.

В лесу царила тишина. Ни птиц, ни сверчков, ни каких-нибудь ночных кузнечиков не было слышно, будто вымерли все они – нич-чего и ник-кого. Лейтенант снова застонал – встревоженно, едва слышно, словно увидел во сне врага и хотел предупредить об этом маленького солдата.

Ломоносов зевнул и потряс командира за плечо.

– Перевернитесь на другой бок, товарищ лейтенант!

Тот встрепенулся и, не открывая глаз, схватился за автомат.

– Что?

– Вы стонете во сне, товарищ лейтенант. Перевернитесь на другой бок.

Лейтенант, по-прежнему не открывая глаз, опустил автомат на песок.

– Сон страшный привиделся?

– Совсем наоборот… – едва слышно произнёс лейтенант и перевернулся на другой бок. Глаз он так и не открыл.

Где-то далеко, в лесной глуби раздался выстрел, пронёсся над землёй и угас, закатившись за край земли – это был единственный звук из всех, что могли вызвать тревогу. Впрочем, тишина тоже способна вызвать в человеке тревогу. Более того, тишина может быть гораздо опаснее самых громких звуков. Ломоносов знал это хорошо. Знал и лейтенант.

Находясь во сне, он думал о том, почему им не встретился ни один из наших отступающих солдат, ведь много должно откатываться от границы и тем не менее… Ну хотя бы один человечек попался, и то было бы легче. Но чего не было, того не было – отступали Чердынцев с маленьким солдатом вдвоём…

Мотоцикл пришлось бросить – бензином они так и не разжились, – ни одинокие наездники на одышливых БМВ и БСА, которых можно было бы сшибить с сиденья, им не попались по пути, ни брошенные машины с баками, полными бензина, – хотя в двух местах встретились две издырявленные помятые «эмки», похожие друг на дружку, словно две лепёшки, вынутые из одной духовки, но в баках их не было ни капли горючего, всё израсходовали, в разбитых полуторках, тоже повстречавшихся в пути, они не нашли ничего похожего на бензин – баки полуторок были также удручающе пусты, – в общем, мотоцикл пришлось бросить.

– Жалко, – маленький солдат, обиженно вздохнув, поскрёб одним пальцем затылок.

– Жалко, – согласился с ним лейтенант, – но не на себе же это железо тащить. – Он прощально хлопнул мотоцикл по мягкому резиновому сиденью, под резиной скрипнули пружины. – Спасибо, брат, за подмогу.

Пулемёт они сняли с люльки – нести его на себе было несподручно, слишком тяжёл, лейтенант выбил из него затвор и утопил в чёрном заиленном озере, около которого они остановились, туда же швырнули и пулемёт. Маленький солдат привычно шмыгнул носом и отряхнул руки, в глазах его вспыхнуло и тут же погасло сожалеющее выражение.