Игорь Болгарин - Чужая луна

— Это, конечно, интересно. Но при чем тут я? И какое отношение ко мне имеет эта гражданочка с сыном? — довольно сухо остановил это длинное повествование Кольцов.

— Вот! — поднял палец Деремешко. — Михаил Васильевич Фрунзе просил переправить ее с сыном в Константинополь. Ну, до мужа.

— Ничего не понимаю. Вам поручили — вы и занимайтесь.

— Какой вы нетерплячий. Слухайте дальше. Фрунзе позвонил по этому вопросу товарищу Дзержинскому. Он не возражает. Говорит: «На усмотрение Кольцова». На ваше то есть усмотрение.

— Но при чем тут я? Что, нельзя легально? Пароходы-то ходят?

— Легально не желательно.

— Не понимаю.

— Вот если б я вас, к примеру, легально отправил? Что б произошло? А ничего хорошего. Потому как если за вас Советская власть беспокойство проявляет, значит, вы, хотите — не хотите, представляете определенный интерес для кого-то там, — объяснил Деремещко и многозначительно указал пальцем наверх и вдаль. — Видать, и с гражданочкой что-то похожее.

— Вы хотите сказать…

— Именно то, что вы подумали. Уж каким способом Бородин помогал Красной армии, про то нам знать не положено. Такое вот дело, — закончил Деремешко, после чего спросил: — Важное или нет, хочу узнать от вас.

— Будем считать, что важное, — согласился Кольцов. — Но как нам дальше быть? Мне-то — в Галлиполи, а гражданочке в Константинополь.

— Об этом у вас пущай голова не болит. Вопрос продуманный. Мои болгары вас в Калиакри высадят, а сами потом в Константинополь сбегают. Там недалеко. Им ночи хватит, чтоб туда и обратно.

— Ну, что ж! Значит договорились! — сказал Кольцов.

— Договориться-то договорились. Только теперь все не от меня, а от тех болгарских пацанов зависит. Их провожаю, об их сердце болит. Наших — тоже самое. Мне не провожать, мне встречать вас живыми и здоровыми радостно. Семь человек за это время отправил, шестеро вернулись. Ни царапинки. А дружочка свово — его самым первым провожал — так и не встрел. Видать, сложил где-то в Туреччине свою голову бедовую.

— Первым вы Красильникова отправляли, — вспомнил Кольцов.

— Верно. Он с попом ехал. Я еще подумал: нехорошая примета — с попом.

— Да живой он, Красильников! Живой и здоровый.

— А ты откуда его знаешь? — Деремешко на радости перешел на «ты». — Я-то с им партизанил вместе. Он поначалу в Бахчисарайском отряде был, а опосля до товарища Папанина прибился.

— А я с ним пол-Гражданской воны бок о бок прошел.

— Постой! Так ты и есть тот самый Кольцов? — удивился Деремешко.

— А что, ты знаешь какого-то другого? — спросил Кольцов

— Семен мне рассказывал, будто был у него дружок с такой фамилией. У генерала Ковалевского в адъютантах служил. А на самом деле — чекистом был. Только, слыхав я, будто его убили. Даже в какой-то белогвардейской газетке писали.

— Не, живой он!

— Откуда ты знаешь?

— Так это я и есть.

— Ты?

— Я!

— Ну, зараза! — восхищенно выдохнул Деремешко. — Это ж надо! И ты — Кольцов, и Семен мне про Кольцова. Я еще подумал: видать, этих Кольцовых у нас в России, як все равно Ивановых.

И они обнялись.

— А теперь скажи мне: откуда ты знаешь, шо Сенька живой? Только не бреши.

— Мы с ним вместе работаем.

— Так он — шо, в Москве?

— Не! Он там, у Ивана Игнатьевича.

— У попа?

— У него.

— Дьяконом, что ли?

— Примерно.

— Поняв. Вроде как этим… шпионом?

— Если нравится, можешь и так называть.

— Честно тебе скажу, я другой раз так подумывал. И Дзержинский как-то им интересовался, и Ленцман беспокоился. А то еще до его отъезда я у него как-то спросил: «Кем ты, Сеня, в ЧеКа работаешь? Не шпионом, случаем?» Так он мне такого набрехал, на голову не натянешь.

Когда Деремешко уехал, Кольцов еще долго ходил по номеру, еще и еще раз продумывал предстоящую поездку. Остановился у окна, смотрел на море. С досадой подумал о какой-то неопределенности: с самого начала все незаладилось. Не пошло бы и дальше наперекосяк.

Но на рассвете его разбудил Артем:

— Кончайте ночевать. Командир велел вас к нему доставить!

И вскоре они были на Старобазарной площади, миновали часового и двух мраморных грифонов, поднялись на второй этаж. Дверь была открыта.

Повеселевший Деремешко вышел навстречу Кольцову, ввел его в кабинет, где сидели двое крепких загорелых мужчин, точнее даже — парень и мужчина. Они были чем-то похожи, и Кольцов поначалу решил, что это отец с сыном. Лишь значительно позже он узнал, что они просто хорошие друзья и не менее хорошие соседи.