Николай Дмитриев - Желтый саквояж

— Так, согласны, — дружно, хотя и несколько вразнобой, ответили головному атаману все собравшиеся…

Зяма Кац сидел скрючившись, забившись как можно дальше в камыши, густо разросшиеся по заболоченному берегу старицы. Его бил неизвестно откуда взявшийся нервный озноб, и он всеми силами пытался его унять. Скорее всего, сказалось напряжение последней ночи, когда он в сопровождении трёх партизан пробирался к городу.

Накануне Зяму вызвал командир отряда и приказал доставить оружие в гетто. На горькое замечание Зямы, что обитатели гетто расстреляны, командир только вздохнул и сообщил о «Школе робитнычей», где сейчас немцы разместили немногих оставшихся в живых евреев.

Партизаны довели Зяму до окраины города, а дальше он отправился один, выбрав неудобный, но вроде бы безопасный путь через пойменный луг к берегу старицы, протекавшей здесь под самым косогором, на верху которого и было построено здание «Школы робитнычей».

Именно сюда, под косогор, как было сказано Зяме, должен спуститься связной, и сейчас оставалось только сидеть, дожидаясь, когда он наконец явится. Вдобавок мысль, что связной может не прийти, всё время вертелась где-то в подсознании Зямы, вызывая у него новые приступы дрожи.

Ко всему прочему начал донимать холод, и Зяме вдруг непонятно почему вспомнились прежние времена, когда он день-деньской крутился по наполненной запахом пива кнайпе дядюшки Шамеса. Потом возник образ Ривы, сердце Зямы, наполняясь злостью, сжалось, и нервная дрожь прошла.

Сколько пришлось просидеть в камышах, Зяма понять не мог. Пару раз ему казалось, что кто-то идёт, и Зяма, весь подобравшись, напрягал слух, но, скорее всего, это были просто отголоски затихающего городского шума, время от времени доносившиеся к старице.

Связной появился, когда терпение Зямы было готово вот-вот лопнуть. Сначала сверху, от косогора долетел шорох, потом негромкое чавканье шагов по болоту, а когда всё вроде бы затихло, Зяма услыхал, как кто-то там, за камышом, тихонько напевает «Хаванагилу».

Зяма втсрепенулся и как мог изобразил кряканье утки. Пение мгновенно оборвалось, и после паузы раздался ответный, такой же неумелый кряк. Зяма вздохнул с облегчением, поспешно вылез из камышей и увидел стоявшего на тропке, вившейся по косогору, человека.

Зяма присмотрелся и, к своему удивлению, узнал старшего полицейского из гетто. Он тоже узнал Зяму и с не меньшим удивлением спросил:

— Это ты?..

Зяма подтянул повыше висевший у него за плечами мешок и не спеша подошёл к Соломону. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и наконец полицай заключил:

— Выходит, счастливо выбрался…

— Да и тебя, я вижу, почему-то не расстреляли, — в тон ему неприязненно отозвался Зяма.

Соломон насупился и глухо сказал:

— Иди за мной, я тебя спрячу.

— А для тебя это не очень опасно? — поосторожничал Зяма. — Меня ж и опознать могут…

— А какая разница, одним евреем меньше, одним больше, и потом я тут тоже старший полицейский. — Соломон резко повернулся и вместе с шагавшим за ним следом Зямой стал подниматься на косогор.

Задворками Соломон провёл Зяму в здание школы, и они по темноватой лестнице спустились в помещение, служившее, судя по куче угля, наваленной посередине, котельной. Здесь Соломон открыл ключом спрятавшуюся в укромном углу маленькую дверцу и, показав Зяме каморку, где был топчан, прикрытый каким-то тряпьём, криво усмехнуся:

— Тут пока прятаться будешь. И не бойся, сюда, кроме меня, вообще не ходит никто.

Зяма послушно сел на топчан, снял заплечный мешок, положил его рядом и огляделся. Каморка с подслеповатым окном, где он оказался, странным образом напомнила его подвал в гетто. Сразу вспомнилась Рива, и он, вдруг решив, что Соломон мог помочь, спросил:

— А женщины у вас в этой школе есть?

— Нет, конечно, — Соломон отрицательно покачал головой. — Сюда перевели только мастеров.

— Значит, Риву тоже… — начал было Зяма и осёкся.

— Тоже… — подтвердил Соломон и, словно оправдываясь, пояснил: — Нас сюда перевели раньше, до того…

— Понятно…

У Зямы, как и тогда, там, в камышах, сжалось сердце, и он опустил голову, а Соломон, потоптавшись, сел рядом и, случайно зацепив лежавший на топчане принесённый Зямой мешок, спросил:

— У тебя там что?

— Оружие вам принёс, — Зяма вскинул голову. — Партизаны два «шмайсера» передали и ещё патроны.

— Вот это очень хорошо! — обрадовался Соломон. — А то у нас только один «Дегтярь» есть…