Николай Дмитриев - Желтый саквояж

Конечно, он ещё во время работы у Шамеса замечал, как Рива относится к Остапу, и сейчас интуиция подсказывала, что лучше помалкивать. Во всяком случае, находясь здесь, в гетто, рядом с Ривой, с течением времени он мог хоть на что-то рассчитывать…

Вот и сегодня мысли Зямы привычно возвратились к Риве. Безрадостно-тусклый день кончился, наступил вечер, и перед сном парню хотелось ненадолго забыться. Старательно встряхивая пальто, служившее ему одеялом, Зяма уже предвкушал отдых, как вдруг уловил звук шагов, долетевший с затихшей улицы.

Предположив, что кто-то идёт мимо, он всё-таки насторожился и вдруг услыхал негромкий стук в дверь. В первый момент Зяма испугался, но, сообразив, что пришедший осторожничает, откинул крючок и замер от неожиданности. На пороге стояла Рива.

У Зямы перехватило дыхание и, только судорожно глотнув пару раз, он с трудом выдавил:

— Ты?.. Ко мне?

— К тебе, — также сдавленно ответила девушка и, зайдя в Зямин подвальчик, плотно прикрыла дверь.

Увидев такое, Зяма наконец-то пришёл в себя и засуетился. Он придвинул Риве свой единственный стул и предложил:

— Садись, пожалуйста…

Рива послушно села, глянула на стоявший в углу фанерный ящик с вещами и только потом повернулась к Зяме.

— Слушай, я пришла предупредить тебя.

— О чём? — машинально спросил Зяма.

— Они решили, что ты был комсомольским активистом.

Кто так решил, Зяме объяснять нужды не было. Ясно, что Рива говорила о юденратовских полицейских. Эту службу недавно завели в гетто, и теперь она деятельно принялась выяснять, кто есть кто. О том, что Зяма служил в милиции, узнать могли. Но это было ещё ничего, а вот пребывание в комсомоле, да ещё активистом, могло обернуться большими неприятностями…

Сам того не заметив, Зяма присел на корточки и сокрушённо спросил:

— Что ж теперь делать?

— Бежать, — убеждённо сказала Рива.

— Куда? — безнадёжно опустил голову Зяма.

Он знал: большинство евреев, собранных в гетто, были убеждены, что немцы их куда-то обязательно вывезут, надо только немного потерпеть, и всё как-то образуется, но сейчас, после слов Ривы, даже эта призрачная перспектива для него становилась недостижимой.

— Я слышала, там дальше на восток сплошные леса, и там нет немцев, — говоря так, Рива тронула парня за колено, и этот жест сказал Зяме многое.

Значит, она считает его своим, она беспокоится, что с ним может что-то случиться, и больше того, она подсказывет ему, что надо делать. Зяма встряхнулся, выпрямился и посмотрел на Риву, а девушка, заметив, что парень всё-таки оживился, засобиралась. Она встала со стула, подошла к двери, но тут Зяма задержал её.

— Подожди… — Он поспешно вытащил из кармана ключ и отдал Риве. — Вот возьми. Я сегодня ночью уйду, а ты переезжай сюда, всё свой угол…

Когда Рива ушла, Зяма начал лихорадочно собираться. Ему почему-то казалось, что за ним придут обязательно ночью, и надо спешить. Вывалив содержимое фанерного ящика прямо на пол, Зяма начал торопливо откладывать в сторону то, что по его мнению, надо было обязательно взять с собой.

Покидав отобранные вещи в заплечный мешок, Зяма достал спрятанный в изголовье постели револьвер и минуты две колебался, брать или не брать. Решившись, Зяма спрятал наган под рубахой и стал одеваться. Натянув пальто, он в последний раз окинул взглядом своё жильё и вышел на улицу.

Кругом было тихо. Зная, что полицаи дежурят только возле входных ворот, Зяма отправился на западную окраину «Шанхая», подошёл к ограде, отогнул вверх нижний ряд колючки и подлез под проволоку. Теперь оставалось переплыть реку, но Зяма знал место, где был брод.

На берегу беглец разделся догола, свернул пожитки в тючок и, держа их над головой, полез в воду. На перекате быстрое течение тянуло в сторону, но, если держаться одного направления, можно было идти по дну. Правда, на середине вода достигала подбородка, но Зяма благополучно преодолел брод.

Вода оказалась холодной, беглец здорово продрог, и ему пришлось долго растираться, чтобы не натягивать одежду на мокрое тело. Но теперь для Зямы это не имело никакого значения. Он почувствовал себя свободным и, примерно зная дорогу, уверенно зашагал через пойменный луг.

За ночь Зяма отмахал километров пятнадцать. Рассвет застал его на каком-то просёлке, и Зяма, решив, что вряд ли кто будет ехать в такую рань, зашагал по нему дальше. Однако беглец ошибся. Не прошёл он и километра, как где-то впереди послышались конский топот и бренчанье сбруи.