Иван Падерин - Когда цветут камни

Варя взяла астру, обняла Лену за шею и, не стесняясь, на глазах у всех поцеловала в губы.

Они вместе приехали на вокзал встречать московский поезд. Вчера, возвращаясь на Громатуху из краевого центра, они зашли к радисту перевалочной базы «Золотопродснаба». Радист сказал, что была радиограмма в громатухинский партком на имя Фрола Максимовича от генерала Бугрина: едет Максим Корюков!

Фрол Максимович и Татьяна Васильевна сейчас где-то на полпути, выбираются из тайги, опаздывают. Варя и Леня не стали их ждать, выпросили у начальника базы машину — и вот уже на вокзале.

Скрипя тормозами и звякая тарелками буферов, у перрона остановился поезд. Из вагона стали выходить пассажиры. Варя и Леня подбежали к четвертому вагону. В тамбуре поблескивали козырьки фуражек.

Где же Максим? Варя заглядывала в окна. Леня вскочил в вагон. Максима нет.

Оглядев с площадки вагона перрон, Леня вдруг закричал:

— Варя, оглянись! — и бросился вперед.

На перроне в сером пиджаке стоял Максим, очень бледный, похудевший, с запавшими глазами. Варя, не сдержав шага, бросилась ему на грудь, обняла за плечи.

— Тише, сестренка, тише! — тихим голосом остерег Максим.

Варя спохватилась. Весь он прошит пулями, из мертвых воскрес… Можно ли ему ходить без чужой помощи?

— Можно, можно, сейчас ничего у меня не болит.

— И провожатых тебе не дали?

— Были провожатые — два солдата из полка. Но я как вдохнул сибирского воздуха, сразу легче стало. Мишу вернул домой, другого в Мариинске к родным отпустил.

Не отпустил, а прогнал он их от себя, чтобы не подумали о нем в Громатухе, что он такой никудышный. Характер его Варя хорошо знает.

— Мы искали тебя среди военных, — сказал Леня. — Раз, думаем, генерал Бугрин телеграмму дал, значит, ты еще военный.

— В Москву из Берлина вместе с ним ехали. В запас он меня отпустил, в запас… Как там Громатуха-то?

Варя и Леня всю дорогу до перевалочной базы рассказывали Максиму о Громатухе: возобновилось строительство гидростанции; по тайге прокладывается железная дорога; почти весь Каскильский увал разрабатывается теперь открытым способом по проекту инженера Максима Корюкова; на пространстве от Громатухи до верховья реки обнаружены несметные залежи железной руды, поэтому по решению правительства готовятся к строительству металлургического комбината.

На перевалке надо было подождать Фрола Максимовича и Татьяну Васильевну. Но Максим и часу не хотел терять.

— Встретим их там, в лесу.

Он рвался в тайгу.

— Как бы не разминуться, — сказал Леня.

— Не разминемся. Я знаю, какими дорогами ходит отец. Хаживал тут с ним не раз.

Варя встревожилась:

— А можно ли тебе пешком?

— Можно, можно…

Пошли. Кругом лес, ягоды — черемуха, смородина, черника. А рябина будто снова зацвела: на ее ветках висят, точно большие красные банты, гроздья спелой ягоды.

У Максима порозовели щеки. Вот он увидел кедр, подбежал к нему, пригнул к себе ветку и дышит ароматом кедровой хвои, приговаривая:

— Ух, как хорошо, ух…

Затем широко раскинул руки, как будто хотел обнять всю родную тайгу. Плечи его распрямились, будто стали шире, и уже забылось, что они костлявые у него и острые.

Максим и родился под кедром, первый глоток воздуха был насыщен запахом кедра. И сейчас он будто снова появился на белый свет, дышит кедровым воздухом.

— Ну что ж, пошли дальше… Значит, началось наступление на тайгу? Хорошо. Какие еще новости на Громатухе?

— Николай Туров недавно вернулся. Весь в орденах. Путевку на курорт ему предлагали, но он и взглянуть на нее не захотел. «Назначьте, — говорит, — меня помощником рядового мониторщика».

— А ведь по совести решил. Молодец!

— Фрол Максимович уговаривал его и так и эдак, — продолжал Леня, — а он как в землю врос. Не сдается. Пришлось уважить: назначили мониторщиком.

Они уже поднялись на первую гряду таежных гор. Перед ними открылась долина реки с пожелтевшими полянами и голубыми разливами. А там, в синеющей дали, вторая гряда. На самой вершине Гляден-горы поднимается огромный столб дыма. Это Матрена Корниловна Девяткина приветствует вернувшегося Максима. И до нее долетела эта весточка. Отлучиться ей от своих делянок нельзя, так она натаскала на вершину смолья и распалила гигантский костер.

Максим остановился. Столб дыма показался ему монументом из белого мрамора.

Максим как бы увидел Надю, о которой часто вспоминал с тоской и грустью. Надя, Надя… Сейчас она будто поднималась перед ним в белом халате.