— Не стоит благодарности. Кушайте на здоровьичко, — ушла она от ответа и на этот раз.
— Андрюшка тебе кем доводится? — С ним сержантик уже успел познакомиться.
— Мы с ним соседи. И старые друзья.
— А жених у тебя уже имеется? — не отставал тот.
— Это — военная тайна.
— Варь, хошь поглядеть? — предложил Андрей. — Дажеть фрицевские морды видать.
Рама, развернувшись, плыла в обратном направлении.
— Дай-ка я тебе диоптрии подрегулирую, — подхватился и сержант; он сблизил окуляры и, когда она приставила их к глазам, что-то еще заботливо вращал, интересуясь: «А так не лучше видно?»
Андрей не без гордости за «старую» подругу (она старше всего на год), наблюдал, с каким восхищением любуется ею «подрегулировщик» бинокля. Это и не удивительно: смазливенькая с лица, с длиннющей светлой косой, не по годам полногрудая — не девчушка, но вполне оформившаяся девушка — Варя и впрямь смотрелась эффектно.
— Так как же насчёт познакомиться ближе? — приняв от неё бинокль и снова присаживаясь рядом, высказался сержантик более определенно.
— А никак. У меня уже есть жених. Спасибо, — поблагодарила Варя то ли за бинокль, то ли в качестве отказа от более близкого знакомства.
— Обратно, ёкарный бабай, не повезло нашему взводному! — пошутил один из подчинённых, употребив его же, видно — любимое выражение; остальные, тоже с удовольствием хрустевшие яблоками, весело хохотнули.
Вражеский разведчик, похоже, ничего подозрительного (а может, опасного) не «засек», и с гостинцами обошлось. Если, конечно, не считать таковыми листовок, сброшенных вскоре прошмыгнувшим ястребком.
Одна из порций, трепыхаясь, словно стая бабочек-капустниц, стала опускаться на акации, где в это время находились и Андрей с Федей, тоже соседом: они принесли бойцам варёных кукурузных початков, приготовленных матерями. Присутствовавший тут лейтенант приказал «собрать эту вражескую пропаганду и сжечь не читая». Ребята вызвались было помогать, но командир категорически запретил.
Этот запрет лишь разжёг любопытство, но узнать, что же там за пропаганда такая, в этот день не довелось. Зато назавтра, после ухода наших, при прочёсывании зарослей в надежде найти если не автомат, то хотя бы винтовку или гранату они собрали листовок до полусотни штук.
На листке размером с тетрадный слева был крупно тиснут рисунок красноармейца, воткнувшего винтовку штыком в землю и задравшего руки вверх. Правее в тексте утверждалось, будто Москва уже сдана, Красная Армия вот-вот будет разгромлена. Русским солдатам предлагалось поступать так, как показано на рисунке; таким обещалась жизнь и свобода. Кубанскому казачеству — избавление «от большевистского ига»; представителей этого сословия просили оказывать «своим освободителям» помощь в выявлении и задержании укрывающихся комиссаров, коммунистов и евреев. Заканчивался текст листовки возмутившим всех (ребят было пятеро) пояснением, будто СССР означает «Смерть Сталина Спасёт Россию».
На кубанских хуторах ещё отсутствовало радио, давно не приходили сюда и газеты. Никто понятия не имел об истинном положении на фронтах. Но слухи о зверствах, чинимых фашистами на оккупированных территориях, просочились в самые глухие уголки и давно сделали пропаганду свою. И напрасно лейтенант опасался: ребята не поверили прочитанному. Потому что верить хотелось и надеяться на другое, сказанное товарищем Сталиным: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Листовки решили не уничтожать, но припрятать, чтоб не попались на глаза матерям, не травили бы душу ещё больше.
Чего хотелось, ребята в акациях не нашли, но кой-какие ценные вещи обнаружены были. Это десятка три винтовочных патронов; большая, хоть и изрядно продырявленная, плащ-палатка; телефонная трубка с капсюлями и шнуром. Но самой, пожалуй, интересной находкой была, конечно, сумка с новеньким противогазом: лучшей резины для пряща и придумать трудно! Особенно радовался Миша, давно мечтавший о такой игрушке.
Маску в тот же день аккуратно разрезали на полоски, вышло три пары заготовок. Впрочем, одна из лучших, по жребию, досталась не Мише, а Андрею, и прящ у него получился наславу.
Для него и тащил он два кармана отборного боеприпасу.
Балка, по весне затопляемая на время талыми водами, делила хутор Дальний на две неравные части: южная, где жил Андрей, вдвое меньше — всего в два десятка подворий.
Напротив крайних огородов торная стёжка, протоптанная посередине, упёрлась в неглубокую яму от замеса (когда-то делали саман). Вернее, она её огибала, но Андрей обходить не стал, спрыгнул вниз. И тут же пожалел: отлетела пуговка, штаны соскользнули до щиколоток, а сам он едва успел выбросить вперёд руки, чтоб не запахать носом — Ёк-карный бабай! — сорвалось с языка услышанное недавно и чем-то понравившееся ругательство сержанта, — Ах ты ж подлая!
Читать дальше