Владимир Коваленко - Крылья Севастополя

Время тянется медленно. Саня Рожков - крупный, розовощекий, похожий чем-то на актера-трагика, прислонившись к стенке капонира, смотрит на небо, может, ищет свою счастливую звезду. Его штурман Ваня Ковальчук - очень скромный, всегда почему-то краснеющий при разговоре, молча покусывает свежую травинку. Миня Уткин, не торопясь, докуривает «беломорину» - «заряжается» на весь полет.

Говорить как-то не хочется. За два дня, пока мы готовились к этим полетам, в гвардейском минно-торпедном полку, который постоянно базируется на этом аэродроме, произошло событие, взволновавшее до глубины души всех, в том числе и нас, летчиков другой части. В день нашего прилета погиб Виктор Беликов.

Когда мы после посадки зашли в столовую, экипаж Беликова сидел за соседним столиком. Я не видел Виктора почти четыре года. Учились мы в одном училище, летную подготовку проходили на одном аэродроме, даже гидросамолеты наши стояли рядом, хвостом к хвосту, хотя отряды у нас были разные: он проходил курс пилота, я - штурмана. И жили рядом, в одном курсантском корпусе, так что знали друг друга хорошо. Виктор был высок, худощав, какой-то угловато-нескладный. Товарищи над ним подшучивали, он не обижался. А инструкторы хвалили:

- В воздухе Беликов - молодец!

После училища судьба нас разбросала, и вот мы встретились через несколько лет. Оказывается, его хорошо знали и Уткин, и Рожков, и Акимов. Знали и его штурмана Василия Овсянникова - их однокурсника. В общем, встреча оказалась неожиданной и теплой.

Виктор Беликов, увидев нас, отодвинул тарелку в сторону, неторопливо поднялся, пошел навстречу - высокий, слегка сутуловатый, в коричневом, не по росту коротком, довольно потрепанном реглане. Его серые глаза весело щурились.

- Сколько зим, сколько лет, - проговорил он чуть хрипловатым голосом, протягивая сразу обе руки. - Зачем пожаловали, братцы?

- Прикоснуться к гвардейской славе, - как всегда, пустил дружескую «шпильку» Рожков.

Сдвинули два столика, сели вокруг. Пошел обычный дружеский разговор: о полетах, о друзьях-товарищах. Вспомнили и тех, кого уже не было среди нас, вспомнили Севастополь, в котором сейчас хозяйничали фашисты.

- Да, далеко, гады, забрались, - сказал Виктор, и две [152] резкие складки прорезали его высокий открытый лоб. - Ну, ничего, мы им еще припомним наш Севастополь!

Это был уже не тот нескладный юноша, которого я знал по училищу, его движения были скупы, сдержанны, даже голос стал совсем другим.

Со своим экипажем Виктор Беликов совершил не один десяток вылетов. О боевых делах этого опытного, слетанного экипажа не раз писали газеты. А душой экипажа был его командир Виктор Беликов, на груди которого уже красовались два ордена Красного Знамени.

В эти дни летчики-торпедоносцы работали напряженно. То и дело разведчики сообщали о вражеских караванах, идущих в Крым или обратным маршрутом. И торпедоносцы поднимались в воздух, чтобы преградить путь транспортам.

Так было и в этот раз. В столовую вбежал матрос, быстро подошел к нашему столику:

- Товарищ капитан, ваш экипаж вызывают в штаб!

- Есть в штаб! - коротко бросил в ответ Виктор, поднимаясь. - Пока, братцы!

Вскоре две пары ДБ-3ф, словно большие грузные птицы, один за другим поднялись с аэродрома.

Мы знали: вражеские транспорты шли в сопровождении миноносцев и сторожевых кораблей, с воздуха их прикрывали гидросамолеты. При таком охранении прорваться к транспортам будет нелегко…

Одну пару самолетов вел Виктор Беликов. В передней кабине находился, как всегда, штурман Василий Овсянников, в задней - два стрелка, два Григория - Зыгуля и Северин. Два коммуниста, два комсомольца - такой вот экипаж.

Самолет- разведчик все время подавал радиосигналы, и торпедоносцы обнаружили цель быстро. Шли и без того на малой высоте, а когда приблизились, перешли на бреющий полет -чем меньше высота, тем больше шансов поразить цель.

Когда идут в атаку торпедоносцы, все, что может стрелять, сосредоточивает огонь на них. Бьют все орудия транспортов, пулеметы и автоматические пушки эсминцев и сторожевых кораблей, быстроходные катера-»охотники» кидаются наперерез, сбрасывают глубинные бомбы, чтобы огромными водяными столбами заставить самолет отвернуть или хотя бы сбить с курса. Взрыв торпеды смертелен почти для любого корабля, и эту смерть несет самолет, который мчится прямо над водой, мчится стремительно, [153] неудержимо, чтобы сбросить торпеду за 250-300 метров от судна, когда неповоротливому транспорту уже трудно уклониться от роковой встречи. Вот почему так яростен бывает огонь всех кораблей по самолетам-торпедоносцам.