Вдруг до Митрофанова донесся из соседнего окопа удивленный возглас солдата Герасимовича:
- Товарищ командир, гляньте - немцы белый флаг выкинули!
Старший сержант посмотрел вперед - и действительно, прямо против их позиции в сгущающихся сумерках увидел на высоком шесте белый флаг, выставленный над передним краем противника. Глянул вправо - и там белели полотнища, влево - тоже. На шестах, на деревьях, а то и просто на ветках кустов развевались белые флаги, куски простыней, полоски марли.
- Сдаются! - закричал Герасимович. - Ура!
Он хотел выскочить из окопа, но Митрофанов, сам взволнованный не менее его и других солдат, которые во все глаза смотрели на невиданное зрелище, сказал:
- Спокойно, всем оставаться на своих местах. Сейчас доложу командиру роты.
Он позвонил по телефону и доложил ротному:
- По всему переднему краю немцы вывесили белые флаги.
Командир роты ответил, что и на соседних участках тоже появились белые флаги, и приказал оставаться на своих местах, ждать дальнейших указаний.
А поздно ночью по радио передали сообщение о подписании в пригороде Берлина - Карлсхорсте акта о безоговорочной капитуляции Германии. Эта весть с быстротой молнии облетела все участки фронта. Она достигла огневых позиций артиллеристов, пришла в окоп пулеметчика, в траншею стрелка, в засаду разведчика и наполнила сердце каждого такой радостью и гордостью, каких до того, казалось, никогда никто не испытывал. Наконец-то! Свершилось то, чего ждали все эти четыре года, к чему стремились через невиданные трудности и страдания, шли долгими фронтовыми дорогами. Фашистская Германия полностью разгромлена и безоговорочно капитулировала. Победа!
И что тут началось. Поднялась небывалая стрельба - на этот раз в небо. Грохот тысяч орудий, треск пулеметов и автоматов, пистолетные выстрелы - все сливалось в единый салют в честь победы. Разноцветные ракеты полосовали ночную тьму. В эту памятную ночь с 8 на 9 мая никто не сомкнул глаз ни на переднем крае, ни во вторых эшелонах полков, дивизий и армий.
* * *
С утра 9 мая - в первый мирный день - по всем дорогам среди лесов и болот Курляндского полуострова потянулись огромные колонны пленных немцев.
Рано утром маршал Говоров издал оперативную директиву войскам фронта, которая предписывала: разоружить и разместить в лагерях капитулировавшие немецкие войска; выдвинуть авангардные корпуса и дивизии для занятия портов, узлов коммуникаций, аэродромов, баз и железнодорожных станций; принять и учесть все вооружение и имущество немецких войск; организовать сплошное разминирование Курляндского полуострова. К исполнению директивы приступили немедленно.
Рота Привалова размещалась в небольшой деревне, через которую проходила шоссейная дорога. С рассвета на дороге появилась длинная колонна немцев, за ней - такой же длиннющий обоз. Пехоту и повозки обгоняли машины. В деревне был назначен пункт сдачи оружия, и Привалову было приказано собрать и учесть его.
Все бойцы высыпали из изб и с интересом рассматривали движущуюся колонну. Вот они, спесивые «завоеватели». Довоевались! Когда-то они стремились покорить весь мир, рвались к Кавказу, мечтали о парадном марше по Москве и Ленинграду. А теперь, разбитые и подавленные, понуро плетутся по дороге, и никто их даже не конвоирует, ибо бежать им некуда. В центре деревни колонна останавливается, и на землю с глухим стуком падают автоматы, пулеметы, пистолеты. Гора оружия растет. Колонна снова выстраивается и идет дальше, к пункту, где намечено место для лагеря. За ней в деревню втягивается новая колонна, потом обоз, вереница автомашин. И так в течение всего дня.
Старший лейтенант Привалов, наблюдавший за сдачей и учетом оружия, остановил одного из немецких офицеров - капитана, бросившего в общую кучу свой «вальтер», и спросил его:
- Какой дивизии?
- 291-й пехотной, - ответил тот по-русски.
«291- я дивизия, -подумал Привалов и вспомнил: - Так это же та, что хозяйничала в Петергофе. Вот она где оказалась!»
Ему припомнились сообщения Государственной чрезвычайной комиссии о зверствах фашистов. Наряду с другими немецкими дивизиями там упоминалась и 291-я пехотная. Эта дивизия в 1941 году ворвалась в Новый Петергоф, превратила в развалины знаменитые фонтаны и Большой дворец и готовилась к церемониальному маршу по улицам Ленинграда.
Андрей Привалов, учившийся до войны в Ленинградском художественном училище, любил бывать в Петергофе, восхищался его памятниками искусства. Поэтому он с особой горечью и гневом воспринимал сообщения о злодеяниях гитлеровцев, превративших эти памятники в руины. В мае 1943 года он читал в одном из очерков Николая Тихонова: «Вот он - Петергоф. Молчание смерти между разрушенных домов и тихих полян с весенней травой. Здесь проходит фронт. Он проходит по нашему сердцу. В развалинах лежат дворцы, обугленные стены подымаются там, где красовались всемирно известные павильоны, разбитые статуи лежат среди поломанных деревьев парка».
Читать дальше