Михаил Булавин - Боевой 19-й

.— Урядник, господин хорунжий.

— Так. Ну, а куда ты едешь, урядник?

— В поход. Дон защищать от большевиков, господин хорунжий.

— Дон? Ну, так-с. А царь тебе нужен, урядник?

— Так точно, господин...

— Так то-очно, — передразнил Назаров, — идиот.

— Никак нет...

— Чего нет?

— Не нужен.

— Иди ты к...

«Этот просто дурак, — подумал Назаров, — а Быль-ников — мудрствующий офицер, политик, а может статься, что он испытывает меня?» Последнее предположение покоробило Назарова. Вчера он был почти в

таком же положении допрашиваемого, как этот казак.

— Ну, вот и Хопер, — услышал он усталый голос подъехавшего Быльникова.

Сотник сказал это с хрипотцой, как говорят сонные пассажиры после долгого утомительного пути: «Ну, вот и приехали».

Бессонная ночь и усталость сделали фигуру сотника еще суше и стройней. Матовые от пыли щеки втянулись, уголки губ опустились, придавая лицу Быльникова несколько скорбное выражение. Темные глаза смотрели на чешуйчатые блестки Хопра. Назаров промолчал. В Быльникове сейчас было что-то приятное, подкупающее. От вчерашней раздражительности Назарова почти ничего не осталось. Неприязнь к сотнику, появившаяся в душе хорунжего, исчезла, и на какую-то минуту он погружается в радужные мечтания о породистых скакунах с серебряной наборной сбруей, о богатстве. И мчится он, и уж не один, а сотни, тысячи несутся быстрей ветра к златоглавой Москве. Примиренный, он повернулся к Быльникову и нечаянно встретился с глазами хитроватого казака. Казак смотрел на него, нагло улыбаясь, словно знал все, о чем думал Назаров, и издевался. Назаров оторопел. Чтобы скрыть свое смущение, он огрел коня плетью. Тот шарахнулся и оседая на задние ноги, застонал. Быльни-ков изумился:

— Что вы, хорунжий, этак!

Мимо с поднятой плетью проскакал полковник Ру-сецкий, хрипя:

— Сорок девятый полк, сми-ирр-но! — обернувшись, опустил плеть и скомандовал: — От-ставить!

Полковник поскакал обратно, держа руку у козырька. Назаров, по-солдатски подтянувшись, отдал ему честь, в то время как Быльников небрежно козырнул, что было похоже на взмах руки, когда говорят: «Скатертью дорога».

Казаки зашептались:

— Генерал Мамонтов...

— Генерал.;.

— Сам генерал.

— А разве они бывают не сами?

Назарову показалось, что это сказал тот же неприятный ему хитроватый казак. Он подумал: «Убью, сволочь!»

Мимо полка в фаэтоне, запряженном тройкой, мчался генерал Мамонтов. К фаэтону подъехал полковник Русецкий с красным надутым лицом и, не отрывая руки от козырька, что-то быстро заговорил, нагибаясь к генералу. Мамонтов, словно, от назойливого комара, резко отмахнулся и не обращая внимания на полковника, продолжал разговаривать с штаб-офицерами. Ему неприятен этот постоянно лебезивший полковник с его чрезмерной угодливостью. Казаки подровняли лошадей, подтянулись. Назаров следил за сотней, не выпуская из виду фаэтон. Он хотел, чтобы генерал как можно дольше ехал рядом с его сотней. Мамонтов беседовал с офицерами, не поворачивая головы, смотрел как-то в себя и шевелил седыми бровями. На окраине станицы фаэтон повернул, и генерал поехал обратно в Добринокую.

С Хопра неслись всплески, шум голосов. У переправы гудело огромное скопище людей. Суетливый топот, выкрики команд прерывались глухим громыханием двуколок, зарядных ящиков, повозок. Обоз вытянулся по берегу в несколько рядов. Подходили пешие отряды, внося еще больше сутолоки. Скоро пестрая шевелящаяся мешанина стала вытягиваться в рукав и потекла в узкое горло моста. Рядом с мостом двигался по канату паром, груженный пушками. На берегу стоял низкий тучный офицер, тесный мундир которого, казалось, вот-вот разлезется по швам. Офицер, видимо, распоряжался переправой и кричал больше, чем нужно. Его- мало слушали, но ему казалось, что все движется при его помощи, по его воле. Светлые подстриженные усы топорщились. Он сопел, точно сам был впряжен в повозку. Вдруг он вскрикнул, заметив, что на середине моста, попав колесом в пролом настила, застрял зарядный ящик. Казаки кричали й матерились. Митяй Пашков, с которым стряслась беда, растерянно оглядывался и настегивал лошадей. Лошади, дергая вправо и влево рванулись так, что ящик подскочил и одной стороной повис в воздухе, готовый опрокинуться в реку.