Иван Куренков - Генерал медицинской службы

Игорь застал профессора сосредоточенно рассматривающим огромную карту, занимающую едва ли не всю стену кабинета.

— Вот в этом месте, Игорь Александрович, — Вершинин провел указкой извилистую полосу на карте, — на левом берегу Дона установлена массовая заболеваемость, принявшая характер эпидемической вспышки. Здесь, как вы знаете, Донской фронт. Мне приказано вылететь туда немедленно. — Положив указку на письменный стол, он взглянул на Лаврова. — Как вы на сей счет?..

— Я всегда готов, профессор!

— Жаль, что наш скоростной метод обнаружения болезнетворных микробов еще не отработан окончательно, и нет пока диагностических люминесцентных сывороток. Иначе мы воспользовались бы им… Но ничего, мы еще как-нибудь апробируем этот метод. Кстати, почему бы вам, Игорь Александрович, не пообедать у нас перед отъездом? Жена будет рада. Она ведь у меня мастерица готовить обеды и угощать гостей. Я по телефону вызвал ее из клиники, она дома и ждет нас.

— С удовольствием, — согласился Игорь.

— Ну вот и чудесно!

Елена Николаевна встретила мужа и Лаврова несколько встревоженно.

— Летите на фронт?

— На Донской, дорогая, — ответил Станислав Васильевич, снимая фуражку. — Не волнуйся, не в первый раз…

Детей у Вершининых не было. Их первенец — Володя — двенадцати лет утонул в пруду в Подмосковье. И теперь они — и Станислав Васильевич и Елена Николаевна — относились к Игорю как к родному сыну.

Глаза хозяйки стали печальными:

— Донской фронт… Это рядом со Сталинградом… Там сейчас самое пекло…

Станислав Васильевич успокаивающе улыбнулся:

— Все будет в порядке!

Вслушиваясь в рокот моторов, Вершинин думал об обстановке на Донском фронте. Он знал, что по указанию Ставки Верховного Главнокомандующего под совместным руководством маршалов Жукова и Василевского стягивались сюда резервы с тем, чтобы полностью окружить фашистские войска в междуречье Волги и Дона.

Под покровом темноты, в обстановке полной секретности, наращивалась мощь заново переформированных фронтов — Юго-Западного, Сталинградского и Донского. Войска скрытно готовились к наступлению…

Думая об этом, Вершинин пытался представить характер предстоящей работы. В шифровке говорилось, что вспышка болезни очень напоминала грипп… Возможно… Но не нацистские ли бактериологи это зашевелились?.. Зондируют почву, стремясь узнать — насколько мы готовы к защите?.. Что ж, если так, мы покажем свою готовность!

Вершинин повернулся к Лаврову. Но Игорь смотрел в окно, и Станислав Васильевич вновь вернулся к своим беспокойным мыслям.

Даже на заре истории, не имея представления о болезнях, люди задумывались о «бросании заразы на своих врагов». Мало — задумывались! Были случаи, когда нападающие с помощью примитивных катапульт перебрасывали через стены обороняющихся крепостей трупы врагов… Да вон и в «Моисеевых книгах» сказано: «И наведу на вас мстительный меч… И пошлю на вас моровое поветрие, и преданы будете в руки врага… И накажу живущих на земле Египетской так, как я наказал Иерусалим — мечом, голодом и заразным мором…»

А вот в XVIII столетии был зафиксирован самый настоящий прецедент бактериологической атаки. Известно о нем стало благодаря трудам французского бактериолога Шарля Николя. В переписке, которую вели в 1763 году английский генерал, губернатор Новой Шотландии Амхерст и подчиненный ему комендант крепости Форт-Питт, полковник Бухэ, Николь обнаружил доказательства умышленного заражения американских индейцев оспой. Бухэ доставил индейцам одеяла и палатки, которыми до этого пользовались в госпитале больные оспой. Вскоре после этого в индейских племенах штата Огайо вспыхнула жестокая эпидемия… Так что фашисты далеко не оригинальны в своих жестоких планах, — заключил Вершинин…

Штаб Донского фронта находился на левом берегу реки, в шестидесяти километрах от сражающегося Сталинграда. Отзвуки битвы докатывались и сюда — время от времени от взрывов вздрагивали стены и потолок обширного блиндажа.

Константин Константинович Рокоссовский стоял у карты, когда дежурный офицер доложил ему о прибытии представителя Главного военно-медицинского управления профессора Вершинина. Рокоссовский отложил красный карандаш, выпрямился, привычным движением одернул полевую гимнастерку.