Джек Хиггинс: Операция «Валгалла»

— Борман мертв, — возразил он тихо. — Он был убит при попытке вырваться из Берлина. Взорван при переходе моста Вайдендаммер ночью 1 мая 1945 года.

— Ранним утром 2 мая, генерал, — поправил я. — Если быть точным. Борман покинул бункер в 1.30 утра. Эрик Кемпка, шофер Гитлера, видел, что он попал под артиллерийский обстрел на мосту. Но, к несчастью для истории, лидер «гитлерюгенда» Артур Эксман перешел реку Шпрее по железнодорожному мосту с группой, которую вел Борман, а это было значительно позднее.

Он кивнул.

— Но тот же Эксман заявил, что видел Бормана и врача Гитлера, Штампфеггера, мертвыми около станции Лертер.

— И больше никого, чтобы подтвердить историю, — сказал я. — Очень удобно.

Он поставил стакан, достал трубку и стал набивать ее из кожаного кисета.

— Так вы верите, что он жив? Вам не кажется, что это своего рода помешательство?

— Я оказываюсь в довольно разнообразной компании. Начиная со Сталина до простого смертного вроде Якова Гласа, шофера Бормана, который видел его в Мюнхене после войны. Потом еще Эйхман, когда израильтяне взяли его в 1960, он сказал им, что Борман жив. Зачем ему было бы это говорить, если это неправда.

— Справедливо. Продолжайте.

— Семен Визенталь, охотник за нацистами, всегда настаивал на том, что Борман жив, утверждал, что располагает сведениями о нем. Ладислас Фараго говорил, что брал у него интервью. В 1964 году власти Западной Германии назначили за его голову сто тысяч марок, и он был признан виновным в военных преступлениях в Нюрнберге и приговорен к смерти заочно. — Я наклонился вперед. — Чего еще вы хотите, генерал? Хотите услышать об испанце, который утверждает, что в 1945 году плыл из Испании в Аргентину на U-боте вместе с Борманом?

Он улыбнулся, наклонился вперед и подбросил в огонь еще полено.

— Да, я разговаривал с ним вскоре после того, как он обнародовал эту историю. Но если Борман был жив все эти годы, чем он мог заниматься?

— «Камераденверк», — предположил я. — Деятельность на пользу содружества, организации, которую они основали с тем, чтобы позаботиться о движении после войны, используя те сотни миллионов в золоте, которые вывезли.

— Возможно. — Он кивнул, глядя в огонь. — Это возможно.

— Одно я знаю точно, — сказал я. — Там, в покойницкой, лежит не он. По крайней мере, вы не думаете, что это он.

Он взглянул на меня.

— С чего вы взяли?

— Я видел ваше лицо.

Он кивнул.

— Тот, кто там лежит не Борман.

— Как вы вообще о нем узнали? Я имею в виду Бауэра. События в Ла-Гуэрта вряд ли попадают на первые страницы «Нью-Йорк Таймс».

— Я нанимаю агента в Бразилии, который имеет список некоторых имен. Любое упоминание имени из этого списка, где бы то ни было в Южной Америке, он сразу меня информирует об этом. Я немедленно вылетаю.

— Это я нахожу поистине поразительным.

— Что ты хочешь знать, сынок? Как он выглядит? Что это даст? Пять футов, шесть дюймов, выдающиеся скулы, мощная шея, довольно грубое лицо. В любой толпе он мгновенно теряется, потому что выглядит совершенно обыкновенно. Просто еще один работяга, отдыхающий на набережной или где угодно еще. Он был практически неизвестен немецкой публике и прессе. Почести и награды для него ничего не значили. Только власть. — Казалось, что он говорил сам с собой, когда сидел так, глядя в огонь. — Он был самым могущественным человеком в Германии, и никто этого не понимал, пока не закончилась война.

— Мясник, — сказал я. — Тот, кто одобрял окончательное решение и убийство миллионов евреев.

— Но он, так же, посылал военных сирот к своей жене в Баварию, чтобы она о них заботилась, — заметил Каннинг. — Знаете, что ответил Геринг в Нюрнберге, когда его спросили, не знает ли он, где находится Борман? Он сказал: «Надеюсь, что он жарится в аду, но не знаю».

Он поднялся с кресла, подошел к бару и взял бутылку «скотча».

— Могу я вам налить еще?

— Почему бы нет? — Я поднялся и пересел на стул около стойки бара. — Бренди.

Наполняя мой стакан, он сказал:

— Вам известно, что мне довелось побывать военнопленным?

— Это достаточно известный факт, генерал. Китайцы держали вас два года в Манчжурии. Не поэтому ли Никсон нарушил ваш заслуженный отдых, чтобы вы сопровождали его в Пекине год назад?

— Нет. Я имею в виду, еще раньше. Я был в плену раньше. В конце Второй Мировой Войны меня захватили немцы. Держали в Шлосс-Арлберг в Баварии. Там было организовано пристанище для пленных знаменитостей.

Я, действительно, об этом не знал, хотя это было так давно, что вряд ли стоило удивляться. Кроме того, по-настоящему слава к нему пришла в Корее.