Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Он вновь ненадолго задумался, после чего продолжил, гораздо тверже и более строго:

– Что случилось под Керчью, вы знаете. Под Харьковом… обратно нехорошо получилось. Немец попер, как говорится, сильно. Попрет скоро и тут. Остановим, конечно, но…

Военком опять сделал паузу, словно бы прикидывая, о чем говорить нужно и о чем говорить не стоит.

– Севастопольский оборонительный район у него как бельмо. Здесь, если кто не знает, самый южный участок войны, срежь его, и немецкий фронт сократится. Кончается наш район в Балаклаве, на той стороне бухты. Что еще? Патроны беречь, оружие блюсти, под пули не соваться, от пуль не бегать. Увидим труса в бою – пристрелим к ядреней матери, вы уж не обижайтесь. Потому что главное для нас – удержать свой участок. Сделает каждый свое дело как надо – и всё тогда будет как надо. Не сделает – себя погубит и других подведет. Красноармеец дрогнет – погубит соседа-красноармейца, рота не выдержит – подведет соседнюю роту. Батальон – батальон, полк – полк, дивизия – дивизию. Это, так сказать, в местном масштабе. А в общем и целом, если мы не сдадим Севастополь, а другие не сдадут Ленинград, Ворошиловград, Лозовую, вот тогда мы и победим. Мы ведь, хлопчики, русский народ, не буржуазия, а против русского народа у германца кишка, так сказать, тонка.

Он подумал опять и добавил:

– Но воевать германец умеет. Есть чему у него поучиться. Кто здесь служит давно, вам объяснят, чему именно. Таким вот образом. Вопросы есть?

Военком замолчал. Тишина была недолгой, человек с вопросом отыскался быстро.

– Есть, – ляпнул я неожиданно для себя. Видно, сказалось то, что я совершенно не выспался. Хотя другие тоже не выспались, а все-таки промолчали.

– Слушаю, – проговорил Зализняк не без удивления.

– Вопрос первый, товарищ старший политрук. Как развиваются наши отношения со «Свободной Францией» генерала Шарля де Голля?

– Ха-ароший вопрос, – протянул комиссар. – Ну, и отношения тоже, как говорится, хорошо развиваются. Союзнические у нас отношения с товарищем де Голлем. В общем и целом. А второй вопрос про что будет?

Честно говоря, мне уже не хотелось задавать второго вопроса, такие ответы я и сам бы давать мог пачками, но было поздно, назвался груздем, так иди до конца. Я и пошел.

– Как, по-вашему, товарищ старший политрук, следует оценивать британскую операцию при Мерс-эль-Кебире?

Тут я, похоже, переборщил, и переборщил довольно сильно.

– При Мерсель… чем? – тихо бормотнул Мухин, и все другие посмотрели на меня уважительно, в том числе военком Зализняк. Почесав пальцем переносицу, он не очень уверенно произнес:

– Ну, это дело, как говорится, давнее и, так сказать, прямо скажем, не простое. Империалистические противоречия, как говорится, то да сё. Есть что еще у вас, товарищ боец?

Я смущенно и не совсем по уставу помотал головой, но тут вмешался Шевченко.

– Какая теперь обстановка на Мальте, товарищ старший политрук?

Тот облегченно рассмеялся.

– А Мальта, товарищ Шевченко, держится, подавая пример борьбы двадцати шести объединенным нациям и лично вам с товарищами Зильбером и Костаки. Другие вопросы имеются?

Был у меня еще один вопрос, про поляков – почему их армия с генералом Андерсом до сих пор не принимает участия в боях. Но, похоже, комиссар спешил. А жалко, интересный был вопрос, у нас в Новосибирской области с позапрошлого года поляков на спецпоселении проживало великое множество. С началом войны их быстро амнистировали и стали звать в непонятную польскую армию. Только что были белые паны, а сделались братья-славяне.

– Вижу, вопросов больше нет, – удовлетворенно заключил политрук. – А значит, расходимся по работам, будет время – наведаюсь, посмотрю.

Договорив, он сразу же ушел в штабной блиндаж к капитану Бергману, заниматься хозяйственными и прочими делами. Мы же с Зильбером и Старовольским отправились во вчерашние окопы в боевое охранение.

В целом речь военкома, несмотря на обилие слов-паразитов, произвела на меня положительное впечатление. Раньше я такого не слышал – и что немцы умеют воевать, и что надо у них учиться. Все понимали, что это так, но скажи кто такое у нас в запасном – приписали бы пораженческие настроения и антисоветские разговоры. Да и на фронте, я знал, за такое не жаловали. Военком же и про Керчь сказал, и про Харьков. Пусть не всё, но сказал. Он, видимо, не очень верил, что прикончим мы немца в этом году, но главным были не сроки, главным было другое – выстоять и не сдать. И еще он говорил, похоже, то, что в самом деле думал. Совсем не так, как некоторые суровые товарищи, которых я видел раньше.