Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Однажды под вечер появился какой-то политрук и выдал нам армейскую газету, можно сказать, почти что свежую. В ней имелась сводка Совинформбюро. «Вот, ребята, вам последние известия. Что делается в мире и на фронтах». Младший лейтенант сказал «спасибо», и, когда стемнело, мы, запалив коптилку, приступили к читке. Чтецом, как водится, был я.

О нас там сообщалось кратко: «На Севастопольском участке фронта продолжались упорные бои». С этим спорить не приходилось. Противник наступал и на Харьковском направлении. На прочих участках изменений не было. Артиллеристы метким огнем уничтожали пехоту, пушки и блиндажи противника, зенитчики сбивали самолеты, партизаны истребляли немецкие гарнизоны. Гитлеровские людоеды убивали стариков и детей, а взятые в плен рядовой и ефрейтор рассказывали о разложении германской армии и о том, как берлинским полицейским приходится смывать по утрам надписи «Долой преступную войну» и «Долой Гитлера».

В югославском городе Нови-Сад немецко-фашистские оккупанты расстреляли несколько тысяч жителей, в том числе много женщин и детей. «А кто живет в этом Новом Саду?» – спросил меня Мухин. Я не знал. «Сербы, – пояснил Старовольский. – Но не только. Там и немцы есть, и венгры, и русские даже, если не ошибаюсь. Евреи, конечно, цыгане». – «Румыны», – подсказал, сунув голову в дверь, стоявший на посту Молдован. «А кого расстреляли-то?» – не унимался Мухин. Старовольский не знал, заметил только, что это, кажется, венгерская зона оккупации; мадьяры считают Нови-Сад своей территорией, и немцы им там потакают. А венгерские националисты крепко недолюбливают сербов – за то, что те будто бы отторгли от Венгрии земли, куда их когда-то пустили немецкие Габсбурги. «Короче, последний хрен сломаешь, – резюмировал Мухин и, помолчав, добавил: – Но жи… евреев то есть, они там точно не поберегли». Старовольский кивнул. Мне вспомнились Левка и Пинский.

По причине годовщины вероломного нападения гитлеровцев сводка сопровождалась текстом о политических и военных итогах отечественной войны. В целом они выглядели довольно утешительными. Во-первых, радовало, что «вероломная гитлеровская политика, рассчитанная на то, чтобы бить свободолюбивые народы поодиночке, провалилась окончательно и бесповоротно». Теперь против фашистской Германии выступала коалиция стран с такими людскими, производственными, сырьевыми и продовольственными ресурсами, которые делали ее непобедимой. Гитлеровские заправилы просчитались в своих планах разложить советский тыл и деморализовать нашу армию, наоборот – временные неудачи Красной Армии, а также вся последующая борьба еще более укрепили союз рабочих, крестьян, интеллигенции и дружбу народов СССР.

Когда я прочел это место, Мухин хмыкнул и даже Старовольский вздохнул. «А что, неправда? Нет дружбы народов?» – спросил их Меликян. Лейтенант его успокоил: «Правда, Вардан. Ты и Молдован являете собою наглядный пример».

Ни у одного из народов СССР, говорилось далее, оккупанты не нашли и не могли найти поддержки. Все народы Советского Союза остались верными своей Родине. «А правда, что все крымские татары прошлой осенью дезертировали?» – спросил Старовольского Мухин. «Меня тут не было, не знаю», – ответил младший лейтенант. «Не все», – сказал Шевченко не самым уверенным голосом, а потом, припомнив, чуть решительнее добавил: «Зимой оборону держали, так в соседнем подразделении татарин был крымский. Героический мужик. Так что нет, не все».

Еще гитлеровские авантюристы надеялись на распад колхозного строя и выступление крестьян против рабочего класса. Но они просчитались и тут.

Плачевными были для немцев и военные итоги года войны. Они не покончили с РККА за полтора-два месяца, война оказалась длительной. И это несмотря на внезапность нападения, полную готовность вермахта к войне, численное превосходство и известный опыт современного ведения войны с использованием больших масс танков, авиации, автоматического оружия, полученный в войнах с Польшей, Бельгией, Францией, Грецией, Югославией. Красная Армия, отступая, наносила жестокие удары и изматывала врага, командиры и рядовые бойцы закалялись, приобретали опыт, изучали вражескую тактику, вырабатывали приёмы борьбы с его техникой.

Старовольский вздохнул опять, достал из кисета махорки (папирос мы давно не видели) и стал мастерить самокрутку. Последнее время он курил довольно редко, и я заметил, что желание подымить у него возникает, когда имеется причина для тоски.