Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

– Готово, Йозеф, – сказал я, завершив свой труд.

– Спасибо, ребята. Мама будет рада. И папа. Пусть знают, как мы тут за них сражаемся. Правда?

Я промолчал. Конечно, правда, маленький болван. Потому что если ты, не приведи Господь, на днях погибнешь, а погибнуть здесь могут все, это письмо окажется последним о тебе напоминанием. И твоя мать, такая же добрая женщина, как и моя, будет его перечитывать, показывать товаркам, понесет твоей школьной учительнице. И учительница будет счастлива от того, что учила хорошим вещам – и самое главное ты усвоил.

Штос похлопал Йозефа по плечу. Небо, как всегда в эти дни, было безоблачным и по случаю новолуния обещало быть ослепительно звездным.

Мы собрались в большом сарае и развлекались каждый на собственный лад. Я штопал носки, Дидье трепался с Брауном, прочие дулись в скат. Все потягивали пиво (нам как раз привезли добавки). Приковылял наш старый взводный, Греф. Его нога еще не вполне зажила, но он был в состоянии передвигаться, и ему позволили лечиться в деревне – во всяком случае, пока там были мы.

Окончив штопку, я перешел к более интеллигентному занятию – вместе с Дидье стал развлекать товарищей сочинением стихов. По предложению Брауна, вспомнившего, как весело было в прошлом году на Днепре, когда мы занимались чем-то вроде этого.

– Ребята, покажите класс, у вас здорово получается. Жалко, я тогда не записал.

Благодарение Богу, что не записал. Игра была простой – строчку я, строчку Хайнц. Независимо от схемы рифмовки – АВАВ, ААВВ, АВВА – на каждого приходилось по рифме. На этот раз первую строчку продекламировал я. Поскольку утром мною все же было прочитано письмо от Клары («родной, ты не забыл, я жду и буду ждать»), начало сложилось само, вполне в духе ожиданий Брауна.

– Нежно раздвигая шелковые ножки…

Браун и Главачек заржали, предвкушая продолжение. Дидье не заставил ждать.

– Робкая пастушка ласково шептала…

Клара, милая Клара… Или милая Гизель? Но она не робкая. И вообще, что такое «робкая»? Образ, не более.

– Милый мой, хороший, отдохни немножко, – ответил я, благо рифма уже созрела. Дидье после недолгого раздумья завершил:

– Оботри свой хвостик, и начнем сначала.

Как мало нужно бывает порой для оглушительного успеха. Какой-нибудь писака строчит годами толстенный роман – и не может представить себе дальнейшей его судьбы. Прочтут или не заметят, восхвалят или освищут. А тут – четыре строчки, и всенародный восторг.

Отсмеявшись, Браун спросил:

– Где это вы в своих университетах видели пастушек?

– Нигде, – серьезно ответил Дидье. – В университетах водятся студентки, чахлые, скучные и в очках. А студентам больше нравится ядреные девчонки из сельской местности. Поэтому мы приедем к тебе на хутор и займемся твоими пастушками.

Браун состроил скептическую мину.

– У нас девки, конечно, веселые, да только так они к вам и помчатся.

Мнение Грефа было иным, более оптимистичным. Или наоборот, пессимистичным? До чего же все перемешалось.

– Когда окончится этот бар… – он поглядел в сторону партийного Главачека и поправился: – Вот это самое, пастухов останется так мало, что нам всем придется крепко попотеть.

Главачек печально вздохнул:

– А вот у меня была девка в Моравии… И ножки раздвигала, и пела хорошо.

– Прямо вот за этим делом? – поразился Браун. – Умираю, хочу поющую девку! А то мои всё больше языком чесали, дуры деревенские.

– А нежно раздвигать – это как? – поинтересовался Штос на правах специалиста в медицинской сфере.

– Вот так! – детским смехом залился Браун и попытался изобразить ногами в сапогах нежность робких пастушек Гессена.

– Прости, приятель, но твои прелести не возбуждают, – покачал головою Штос.

– Это потому что у меня на ногах не шелк, а шерсть.

– В данный момент на тебе штаны из хлопка, – поправил Брауна любивший точность Дидье.

– Но под ними-то всё равно шерсть! – не унимался Отто.

Невинный разговор о пастушках перерос в традиционную армейскую дискуссию: что лучше для женщин – длинный или толстый. Как главного специалиста в области анатомии, в арбитры призвали Штоса.

– Не все так просто, господа! – авторитетно объяснил он нам. – Это зависит от целого ряда факторов. От строения частей тела. От привычек в интимной жизни. От занимаемой позиции.

– В обществе? – спросил Дидье.

– В обществе тоже. От того, чем вы, собственно, собираетесь заниматься.

– То есть? – не понял Браун. – А чем еще можно заниматься?