Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

– На что?

– Это русская идиома, – рассмеялся фельдфебель, – что-то вроде «к черту».

– Понятно. Но ведь, – я снова повернулся к «помощнику», – это ваш народ.

– Какой еще народ? – переспросил Гришин.

– Русский народ. Разве не так?

На сей раз ответ «помощника» был довольно пространен.

– Не уважаю я этот народ. Мертвый он. Дохлый. Под жидами не ходит, а бегает. Ферштеен?

Последнее слово Гришин произнес по-немецки, и перевод не понадобился.

Отпустив Гришина, который вернулся к грузовику, я с помощью фельдфебеля записал в блокнот несколько русских выражений со словом «пенис». «В этой жизни все сгодится», – весело сказал студент. Я быстро овладел этим лексическим богатством и уже вечером продемонстрировал новое умение Груберу, вызвав у того неподдельное восхищение. Но еще до вечера я побывал на поле смерти. Или, если угодно, славы.

В сопровождении Йохана-Непомуцена я направился в долину Бельбека. Пустынная в момент моих прежних визитов в войска, она выглядела теперь довольно оживленной. Передвигались кучки солдат – пехотинцев, саперов, жандармов, – маячили силуэты двух подбитых бронемашин (я хотел сделать снимок, но Фогт показал рукой, что не стоит, машины были немецкими). Мы вброд перешли через реку. В ней практически не осталось воды – солнце выпило всю до дна. Переводчик ловко выбрался на левый берег и подал мне руку. Я, споткнувшись на подъеме и больно ударившись коленом о торчавший из земли древесный корень, вылез на берег вслед за ним. Дерева рядом не было, обстрела оно пережить не смогло.

Нашу прогулку замедляли зиявшие повсюду большие и маленькие воронки, надолбы и ежи, колья с остатками колючей проволоки, а также необходимость следовать указаниям торчавших повсюду табличек: «Внимание, мины!», «Мин нет». За спиной оглушительно бухали пушки, снаряды которых, пролетая над головами, уносились за поросшие лесом холмы, где кипел, не переставая, жестокий бой с защищавшими станцию русскими.

– Как вы сказали, называется станция? – спросил я Йохана-Непомуцена. Бывший студент ответил:

– Мекензиевы Горы. В переводе с русского – горы Мекензия.

– Странное название. Какое-то нерусское. Кто такой этот Мекензий?

– Похоже, немец. Должно быть, колонист. Хотя черт его знает.

Йохан-Непомуцен повел меня в Камышловское дефиле – то самое, которое лейтенант в штабе дивизии называл оврагом. Для оврага оно было и впрямь великовато. Мы прошли под разрушенным железнодорожным мостом. Металлическая конструкция угрожающе торчала над головой. Я невольно поежился. Ширина дефиле на глаз составляла примерно триста-четыреста метров, склоны поросли темным кустарником или белели скальной породой. В одних местах они были пологи, в других круты, в третьих почти отвесны. В глубине дефиле угадывались руины деревни. Разглядеть их лучше не позволял плотный дым.

– И куда же ведет эта милая лощинка? – спросил я Йохана-Непомуцена.

Он показал рукой направление и усмехнулся.

– К румынам.

Кипевший недавно на этом месте бой был жесток и кровав. Склоны с обеих сторон были в оспинах от снарядов. Почерневшие от огня остовы штурмовых орудий свидетельствовали о меткости русских артиллеристов.

– Почти всю технику уже вытащили, осталась самая безнадежная, – громко пояснил Йохан-Непомуцен.

В земле ковырялись занятые разминированием саперы. К стоявшему в отдалении грузовику унылые бойцы похоронной команды сносили немецкие трупы. Они работали тут давно, но ни конца ни краю их трудам не предвиделось.

– Не всех получается вынести сразу, да еще под огнем, – посетовал Йохан-Непомуцен. – Эти вот бедолаги попали на минное поле, и до них только-только смогли добраться…

– Мы можем осмотреть захваченные окопы?

– Не вопрос. У меня разрешение командира батальона на осмотр первой русской линии. Правда, далеко заходить нельзя – вы видите, там продолжается бой.

И действительно в глубине дефиле война шла полным ходом. Немецкие подразделения пытались прорваться к станции с востока. При помощи полевого бинокля, предложенного Йоханом-Непомуценом, я разглядел небольшие группки солдат, перебежками преодолевавших открытое пространство. Несколько раз взметнулись черные столбики разрывов. Чувствовалось, что похоронной команде сыщется дело и там. Над землей беспорядочно метались самолеты, что позволяло предположить ожесточенный воздушный бой.

– У русских еще имеется авиация? – прокричал я на ходу фельдфебелю.