П. Карев - Экспедиционный корпус

Не зная истинного положения в России, мы как бы чувствовали, что там происходит что-то особенное, это особенное нас страшно интересовало и волновало. У всех было огромное желание быть в этот момент в России, дышать родным воздухом, сражаться бок-о-бок со своими братьями по духу и крови против извечных угнетателей и эксплоататоров, засевших во Временном правительстве.

Куртинские события открыли нам глаза, показали, что в России правительство хотя и не царское, но и не наше. Это правительство не хотело видеть нас на родине, боялось нашего приезда домой. Испугавшись ля-куртинских «бунтовщиков», оно распорядилось уничтожить нас, но в Россию не перевозить.

Солдаты, которые до ля-куртинского расстрела возлагали какие-то надежды на Временное правительство, а потому и не принимали активного участия в нашей борьбе, теперь окончательно убедились в своих ошибках. Все их иллюзии рассыпались в прах. Они так же, как и мы, горели желанием скорее вернуться на родину н биться с буржуазным правительством Керенского и со всеми его приспешниками.

Но мы были бессильны. Зловонный трюм корабля крепко держал нас, не давая не только свободы, но и свежего воздуха. Свободны у нас были лишь мысли, которые мы высказывали теперь вслух, никого не остерегаясь. Среди нас не было ни предателей, ни шпионов, мы были одна крепко спаянная большая семья, затерявшаяся среди чужих морей и городов и окруженная усиленной охраной.

Кончилась погрузка корабля. Нам выдали на дорогу по нескольку галет и по котелку горького черного кофе.

Послышался третий гудок, и пароход повез нас с одного материка на другой, где нас ждало еще больше мучений.

Прощай, Франция с широкой «демократической свободой», которой за полтора года мы ни разу так и не почувствовали!

Прощайте, товарищи, погибшие в боях под Бремоном и Курси! Прощайте, товарищи, павшие в ля-Куртине, безвинные жертвы гнусной и подлой сделки французской и русской буржуазии. Придет время – мы отомстим за вас, отомстим жестоко, но справедливо…

Корабль вышел в открытое море. Нам разрешили подняться на верхнюю палубу подышать свежим воздухом. И вскоре зазвучала русская песня. Грустную песню сменила веселая, залихватская. Нашлась двухрядная гармонь, и мое искусство вновь пригодилось. Играл я не по приказу подпрапорщика Кучеренко, как на «Сантае», и поэтому всю душу вкладывал в знакомые мелодии. Под гармонь русские ударили «камаринского», украинцы загремели «гопаком».

Песни и пляски развеселили приунывших ля-куртинцев. Забылись все перенесенные невзгоды, будто бы не пугала никого африканская ссылка. Молодость брала свое…

Французские матросы выбрались из кают на палубу и, подойдя к нам, шутили и смеялись вместе с нами. Вечером они угостили нас вином, табаком и сигаретами. В трюм нас больше не загоняли.

Благодаря хорошему отношению матросов и охранников наше путешествие по морю прошло без особых трудностей и лишений.

В алжирском порту мы простояли день. Пароход забрал груз и отправился дальше на запад. Высадили нас в порту Оран, куда судно пришло ночью. Охрана передала наш отряд оранскому конвою.

Разместили нас далеко от порта за городом, в бараках воинского лагеря. Накормили скверным ужином и приказали ложиться спать. Коек в бараках не было, нар также, пришлось лечь на полу.

Рано утром нас погнали этапом на юг. В первый день мы прошли километров пятьдесят. Итти по песку было очень трудно, но конвоиры торопили, не позволяли отдыхать.

Ночевали около небольшой деревни под открытым небом.

Конвоиры предупредили: кто осмелится войти в деревню, тог будет там убит. После такого предупреждения охотников заглянуть туда, конечно, не нашлось.

На следующее утро нас разбили на две группы. Одна пошла в одну сторону, вторая – в другую. Наша группа направилась на юго-восток. Все мои товарищи были со мной, так как французские конвоиры посчитались с желанием солдат быть в той или другой группе.

Распростившись со второй группой, мы вскинули ранцы на спины и пошли по указанному конвоем пути. Шли очень быстро. Пройдя километров двадцать пять, расположились на обед. Обедали всухомятку, горячей пищи не было. Еду запивали водой из колодца, около которого был привал. К вечеру итти стало трудней, пришлось заночевать на сорок пятом километре.

Утром нас подняли очень рано. Конвоиры хотели во что бы то ни стало в этот день добраться до места назначения, до которого оставалось еще сорок пять километров. К вечеру мы окончательно выбились из сил. Солдаты снова проклинали всех виновников своих мучений.