П. Карев - Экспедиционный корпус

Всех осужденных разжаловали в рядовые. Некоторые унтер- офицеры являлись на суд без погон, и, когда оглашался приговор, осужденный говорил: «Вы I опоздали, я еще вчера сам себя разжаловал». За такие выходки смельчаков сажали на пять суток на хлеб и воду.

Наша тройка – Макаров, Оченин и я – спокойно продолжала жить в ля-Куртине. Мы ежедневно ходили слушать суд, давно срезав своп унтер-офицерские нашивки. Но вот неожиданно в лагерь приехал бывший подпрапорщик Кучеренко. Однажды мы наскочили на него, и он тут же остановил нас.

– Как вы сюда попали? – закричал Кучеренко.

– Нас из госпиталя направили, – ответил Оченин.

– Когда?

– Только сегодня приехали, господин прапорщик, – сказал Макаров, увидев на плечах Кучеренко погоны прапорщика, которые он получил после ля-куртпнского расстрела.

– Где ваши вещи?

– У нас нет никаких вещей, они оставались здесь, – ответил Оченин.

– Идите за мной.

Мы пошли.

Войдя в штаб, который помещался в бывшем офицерском собрании, Кучеренко передал нас дежурному офицеру и сказал, что мы унтер-офицеры бывшей первой роты, самые главные зачинщики беспорядков, и что нас необходимо отправить в самые отдаленные места Африки.

Нас взяли под конвой и отвели в какой-то подвал.

Когда тяжелая железная дверь подвала захлопнулась за нами и проскрипел заржавленный запор, мы молча посмотрели друг на друга.

– Влопались, дураки, – огорченно проговорил Оченин, – и откуда его чорт вынес, этого проклятого Кучеренко! Наверное никогда не удастся избавиться от него…

Оченин щелкнул зажигалкой и, подняв ее вверх, осмотрел стены и потолок подвала. Помещение оказалось очень большим, в нем было несколько отделений. Все они, за исключением первого, в которое посадили нас, были завалены пустыми винными бочками.

Тщательный осмотр помещения занял порядочно времени и был прекращен, когда снаружи снова заскрипел запор. Открылась дверь, п в подвал вошел солдат, принесший ужин. Оставив небольшой бачок с супом и немного хлеба, он ушел, обещав притти за посудой завтра утром.

После ухода фельтенца Макаров сказал:

– Ну, давайте ужинать.

– Нет, Гриша, подожди, – остановил его Оченин, – пойдем вон в тот угол, я, кажется, что-то нашел…

– Что нашел? – спросили мы.

– Пойдемте, посмотрим и узнаем…

Освещая путь двумя зажигалками, мы забрались в самый дальний угол подвала.

Указывая на небольшой бочонок, Оченин обратился к Макарову:

– Качни-ка вот эту бочку…

Тряхнув бочонок, Макаров услышал бульканье.

– Неужели вино?

– Кажется, так…

К нашей радости, в бочонке действительно оказалось немного вина.

Ночью нас доняли крысы. Их было целое стадо, мы вооружились железными прутьями и отбивались, как могли. Всю ночь провели без сна, заснули лишь на рассвете.

В восемь часов утра открылась дверь. Охранник принес завтрак. Попытка узнать от него, когда нас освободят или отправят в Африку, результатов не дала.

На пятый день нашего пребывания в крысином царстве в подвал явились три охранника и предложили собраться. Собираться долго не пришлось – все имущество было на нас.

Охранники повели нас в суд. Придя туда, мы слушали, как судили старшего унтер-офицера первой роты второго полка Логачева, георгиевского кавалера. Кроме четырех георгиевских крестрв и четырех медалей Логачев имел французский крест «круа де герр» и черногорскую медаль с надписью «За храбрость», подаренную ему королем Черногории Николаем во время смотра русских войск.

По возрасту Логачев был самым старым солдатом в наших войсках, находившихся во Франции. Звание старшего унтер- офицера и знаки отличия он получил не за то, что хорошо знал военную службу, как другие, а за отличия в боях. Как совершенно неграмотный, он не был ни взводным, ни отделенным командиром, – он был сам себе хозяин и никаких обязанностей в роте не нес.

– Какой ты роты? – спросил его председатель суда.

– Первой роты второго особого полка, – ответил кряжистый Логачев.

– Сколько тебе лет?

• – Сорок два года.

– Взводный командир?

– Нет, не взводный.

– Отделенный командир?

– Нет, не отделенный.

– Кто же ты тогда?

– Никто, – ответил Логачев.

– Ты же старший унтер-офицер?-снова спросил председатель.

– Да, так точно, старший унтер-офицер.

– Чем же ты командовал? Взводом, отделением?

– Ничем! Сам собой. Я неграмотный.

– Почему ты не вывел из ля-Куртина своих людей?

– У меня не было никаких людей. Я кругом один.