Сергей Бортников - Добро пожаловать в Некрополь

Ковальчук смотрел по сторонам и не мог найти место, где он встретился с профессором Селезнёвым, — так здесь всё изменилось за последние годы.

— Что, сдаёшься? — подгонял его бывший участковый, а ныне ветеран органов МВД Тур, доставивший своего товарища на озеро в личном «москвиче».

— Сдаюсь… — наконец выдохнул Иван Иванович.

— Траву вытоптанную видишь?

— За оградой?

— Да, дружище. Единственная дорога, ведущая в глубь Гряды, теперь находится на территории этого учреждения отдыха трудящихся.

— Вот почему я сразу не нашёл её, хитрющая твоя рожа!

— Не надо было спорить. Теперь за тобой — коньяк.

— Прямо сейчас?

— Нет, вечером, мы же договорились.

— За мной не заржавеет.

— Сейчас у нас по плану — рыбалка.

— Да. Но ты ведь обещал мне экскурсию по местам боевой славы.

— Я слово своё всегда держу. Куда везти, товарищ полковник?

— Для начала — вокруг озера.

— Ладно, садись… Возле турбазы и порыбачим. Там, кстати, неподалёку Санька живёт, сын Валерия Станиславовича!

— Кого?

— Обер-лейтенанта Ниманда.

— А сам он где?

— Там, откуда ещё никто не возвращался. Даже выдающиеся разведчики…

— Ниманд умер?

— Ещё два года назад. Два инфаркта перенёс, а третьего, бедняга, выдержать не смог.

— Да… Дела. В начале 60-х мы часто писали друг другу, раз в месяц непременно созванивались по телефону, а потом Валера как в воду канул… Где его могила?

— В Москве.

— Ничего не понимаю. Ниманд — там, Санька — здесь, да и не признавался он никогда, что склепал наследника.

— Валера сам не знал об этом. До шестьдесят пятого. А потом приехал на Волынь с какой-то делегацией и увидел собственными глазами…

— Что увидел?

— Не что, а кого… Валю, она с ним в одном отряде сражалась. Кличка Стряпуха, может, помнишь?

— Конечно!

— У них роман был. Ниманд потом ушёл с тобой на запад, а она в это время родила ему сына. Саньку. Валера как его увидел, так сразу за сердце и схватился. Одно лицо ведь! Его — в неотложку, затем — в Любомль, Луцк, чуть позже — самолётом в Москву, но всё напрасно.

— Да… Судьба! А Валя?

— Слегла, как узнала, что Ниманд умер… Третий год парализованная лежит.

— Но разговаривать может?

— Несвязно. Неразборчиво.

— Ладно. Давай к ней…

«Москвичок» лихо бежал по вообще-то совершенно непотребной каменной дороге из Шацка в село Свитязь. Вскоре справа взору друзей открылась шикарная природная гавань, усеянная множеством деревянных лодок. Раньше их никто не привязывал, просто вытаскивали на берег нос — и всё. Теперь же чалят основательно, запирая на замки, пристёгивая цепями к вбитым в землю рельсам.

Затем — центр деревни, одна огороженная территория, вторая…

— Это пионерские лагеря, — пояснил Тур.

За ними начинался сосновый бор с берёзовыми просеками, за которым ещё один, уже сплошной, забор. Где-то здесь в войну находился деревянный домик, где Ковальчук, игравший роль Селёзнёва, знакомился с немецкой профессурой.

— А тут что теперь?

— Этого никто не знает. Закрытое учреждение. Какой-то военный НИИ.

— Научно-исследовательский институт?

— Да.

— Военный?

— Ну, ходят такие слухи…

Дальше мощёная дорога пошла направо и оборвалась. Впереди, за несколько метров до здания с недостроенным первым этажом, появилась табличка, свидетельствующая о том, что в этом месте ведётся строительство туристической базы.

Здесь «москвич» тоже долго не задержался — юркнул налево в гущу леса и, недолго попетляв между белоснежными стволами стройных берёзок, замер на песчаном берегу. Однако воды поблизости Иван Иванович не заметил — один камыш, густой, высокий.

Слева — обычный деревянный заборчик, вымазанный тёмно-зелёной краской, за ним — свежевыбеленная хата с маленькими узкими окошками.

На подворье хозяйничал высокий стройный парень, с виду ровесник его внука, в светлой, на несколько размеров большей рубахе.

Тур посигналил ему и пошёл навстречу.

У калитки они обнялись.

«Батюшки святы. Вылитый Ниманд!»

— Знакомься, Саша, это Иван Иванович… Самый близкий друг твоего отца.

— Даже ближе вас? — располагающе улыбнулся молодой человек.

— Конечно. Мы с Валерой познакомились уже после войны. А Ваня с ним ещё с 1943-го — я тебе рассказывал.

— А… Это тот полицейский из Кашовки… Ковальчук?

— Так точно.

— Жаль, что так получилось… Всю жизнь искал отца, а как нашёл — даже поговорить не успели…

— Что поделать, сынок… Война оставила не один десяток шрамов на его сердце. Вот они и дали о себе знать в мирное время.