Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

Если Настя вела себя скованно со своим соседом, то Люда обращала больше внимания на Чистякова, смеялась над его шутками, улыбалась ему, а когда начались танцы, взяла полностью инициативу на себя. Пригласила его на танго и, прижимаясь к Сане, завела разговор о чувствах, которых так не хватает на войне.

Паше Рогожкину это не понравилось. Он дождался перерыва в танцах, отозвал Чистякова на улицу.

— Что, если капитан и комбат, то можно на старых товарищей плевать, — нервно закуривая папиросу, обрушился он на Саню. — Ты же видишь, что я рядом с ней сижу. Зачем отбивать чужую подружку, пользуясь своим положением?

Чистяков растерялся. Затем попытался спокойно объяснить:

— Паша, мы же не свататься пришли, а просто…

— Что просто? Обвешался звездочками и орденами и ведешь себя, как хозяин. Колька Серов тебя ведь рядом с Настей посадил, вот и занимайся ею. Так я говорю, Николай?

Благодушно настроенный и неплохо выпивший Коля Серов лишь засмеялся и обнял обоих:

— Чего вы ссоритесь из-за девчонок? Ты, Пашка, не прав. Мало ли кто с кем рядом сидит. Людмилке больше Саня понравился, не мешай им и не устраивай свары.

— Я тебе про Люду сразу сказал, это моя девушка. Понимая, что самолюбивый лейтенант окончательно испортит всем настроение, Чистяков заявил:

— Иди, Паша, приглашай ее на танец, развлекай. Я побуду с Настей, чтобы хоть ей настроение не портить, а потом домой уйду.

Люда неплохо приложилась к ликеру. Вначале ничего не поняла, потом разозлилась на Саню.

— Я к тебе со всей душой, а ты к другой перекидываешься?

И пошла танцевать с довольным собой Пашей. Видимо, красивой Людмиле было в общем-то безразлично, с кем провести вечер. Тем более оказалось, что у нее имеется постоянный кавалер, который куда-то на пару дней уехал.

— А ты предатель! — заявила она Сане. — Думаешь, если капитан, я бегать за тобой буду? Обнимайся со своей Настюхой.

Чистяков уже ни с кем обниматься не хотел. Тем более вспомнил погибшую медсестру Ольгу из их санчасти, с которой встречались прошлым летом. И еще письма от Кати.

Немного потанцевал с Настей, а затем стал собираться к себе. Девушка, которая молчала весь вечер, обиделась:

— Я вам совсем не понравилась? Так бы и сказали. Нечего голову морочить.

— Почему не понравилась? — смутился Саня. — Вы очень даже симпатичная. Но у меня батарея, люди. Я всего на пару часов отпросился. Мне надо идти.

— Точно? Кто вас там так сильно ждет?

— Да, точно. Обстановка такая, надолго батарею не оставишь.

— Тогда я вас провожу.

— Проводите немного, если есть желание.

Пошли провожаться. При свете луны лицо девушки казалось загадочным и красивым. Оба остановились, и Саня поцеловал ее. Настя отстранилась.

— Я же вам не нравлюсь?

— Брось это «выканье». Мы что, не можем просто поговорить?

— Можем, — послушно отозвалась Настя и сама потянулась к Сане.

Провожанье затянулось до ночи. Настя рассказала, что она из Саратова, а на фронт пошла в сорок четвертом.

— Добровольцем?

— Я на узле связи телефонисткой работала. Вызвали в райком комсомола, вручили текст заявления. Армии нужны связистки. Три месяца проходили подготовку, а в ноябре сорок четвертого направили в отдельную роту связи. Я, между прочим, младший сержант, командир отделения. Правда, медали не научилась зарабатывать, как некоторые, — она запнулась, что-то недоговаривая.

— Поцеловать-то вас еще можно, товарищ сержант?

Целовались жадно, девушка вздрагивала и прижималась к Сане. Шептала что-то ласковое. Но когда он стал расстегивать пуговицы гимнастерки, тихо проговорила:

— Не надо. Я не могу вот так, с первого раза. Хотя ты мне очень нравишься. Мы же еще встретимся?

Они успели встретиться еще два раза. Третье свидание не состоялось. Полк срочно подняли по тревоге. Машины выстраивались в боевую колонну.

— Куда двигаемся? — спросил Вася Манихин.

— Здесь одна дорога, на Берлин, — отозвался Чистяков.

Впереди вырисовывались далекие холмы. Это были Зееловские высоты.

В пять часов утра 16 апреля, затемно, началась артиллерийская и авиационная подготовка войск 1-го Белорусского фронта. Она длилась всего тридцать минут, но отличалась высокой интенсивностью.

Грохот орудий разных калибров, светящиеся стрелы «катюш» с воем накрывали взрывами немецкие укрепления. Эскадрильи штурмовиков и пикирующих бомбардировщиков сменяли друг друга, сбрасывая тяжелые авиабомбы.