Борис Васильев - А зори здесь тихие… (сборник)

– Не были, так будем. Пошли!

Вика гордилась своим отцом не меньше, чем Искра мамой. Но если Искра гордилась про себя, то Вика – открыто и победоносно. Гордилась его наградами: орденом Боевого Красного Знамени за Гражданскую войну и орденом за высокие достижения в мирном строительстве. Гордилась его многочисленными именными подарками от наркома: фотоаппаратами и часами, радиоприемниками и патефонами. Гордилась его статьями, его боевыми заслугами в прошлом и его прекрасными делами в настоящем.

Мать Вики давно умерла. Первое время с ними жила тетя – сестра отца; позднее она вышла замуж, переехала в Москву и навещала Люберецких нечасто. Хозяйство вела домработница, быт был налажен, девочка росла и развивалась нормально, и тете не о чем было особенно беспокоиться. Беспокоился всегда сам Люберецкий. И с каждым годом беспокоился все больше именно потому, что дочь нормально росла и нормально развивалась.

Беспокойство выражалось в крайностях. Страх за нее породил машину, доставлявшую Вику в школу и из школы, в театр и из театра, за город и домой. Желание видеть ее самой красивой привело к заграничным нарядам, прическам и шубкам, которые были бы впору молодой женщине, а не девочке, только-только начинавшей взрослеть. Он сам невольно торопил ее развитие, гордился, что развитие это обогнало ее сверстниц, и тревожился замкнутостью дочери, не догадываясь, что замкнутость Вики и есть результат его воспитания.

Вика очень гордилась отцом и очень тяготилась одиночеством. Но была самолюбива, больше всего боялась, что кто-нибудь вздумает ее жалеть, и поэтому внезапный визит девочек был ей неприятен.

– Извини, мы по важному делу, – сказала Искра.

– Какое зеркало! – ахнула Зина: зеркала были ее слабостью.

– Старинное, – не удержалась Вика. – Папе подарил знакомый академик.

Она хотела провести девочек к себе, но на голоса вышел папа – Леонид Сергеевич Люберецкий.

– Здравствуйте, девочки. Ну, наконец-то и у моей Вики появились подружки, а то все с книжками да с книжками. Очень рад, очень! Проходите в столовую, я сейчас подам чай.

– Чай может подать Поля, – с легким неудовольствием сказала Вика.

– Может, но лучше я, – улыбнулся отец и ушел на кухню.

За чаем Леонид Сергеевич ухаживал за девочками, угощал пирожными и конфетами в нарядных коробках. Искру и Зину смущали пирожные: они привыкли есть их только по великим праздникам. Но отец Вики при этом шутил, улыбался, и ощущение чужого праздника, на котором они оказались незваными гостьями, постепенно оставило девочек. Зиночка вскоре завертелась, с любопытством разглядывая хрусталь за стеклами дубового буфета, а Искра неожиданно разговорилась и тут же поведала о беседе с учительницей.

– Девочки, это все несерьезно. – Отец Вики тем не менее почему-то погрустнел и тяжело вздохнул. – Никто Сергея Есенина не запрещал, и в стихах его нет никакого криминала. Надеюсь, что ваша учительница и сама все понимает, а разговор этот, что называется, под горячую руку. Если хотите, я позвоню ей.

– Нет, – сказала Искра. – Извините, Леонид Сергеевич, но в своих делах мы должны разбираться сами. Надо вырабатывать характер.

– Молодец. Должен признаться, я давно хотел с вами познакомиться, Искра. Я много наслышан о вас.

– Папа!

– А разве это тайна? Извини. – Он снова обратился к Искре: – Оказалось, что я знаком с вашей мамой. Как-то случайно повстречались в горкоме и выяснили, что виделись еще в Гражданскую, воевали в одной дивизии. Удивительно отважная была дама. Прямо Жанна д’Арк.

– Комиссар, – тихо, но твердо поправила Искра.

Она ничего не имела против Жанны д’Арк, но комиссар был все же лучше.

– Комиссар, – согласился Люберецкий. – А что касается поэзии в частности и искусства вообще, то мне больше по душе то, где знаки вопросительные превалируют над знаками восклицательными. Восклицательный знак есть перст указующий, а вопросительный – крючок, вытаскивающий ответы из вашей головы. Искусство должно будить мысли, а не убаюкивать их.

– Не-ет, – недоверчиво протянула Зиночка. – Искусство должно будить чувства.

– Зинаида! – сквозь зубы процедила Искра.

– Зиночка абсолютно права, – сказал Леонид Сергеевич. – Искусство должно идти к мысли через чувства. Оно должно тревожить человека, заставлять болеть чужими горестями, любить и ненавидеть. А растревоженный человек пытлив и любознателен: состояние покоя и довольства собой порождает леность души. Вот почему мне так дороги Есенин и Блок, если брать поэтов современных.