Борис Орлов - Судьба — солдатская

— Что тебе? — зашипел он на него. — Только сон самый. — И оглядел нары, на которых спали бойцы комендантского взвода. — Еще подъема не было.

— Ехать пора, — прошептал в ответ ездовой. — Мне за дровами еще надо смотаться.

— За дровами-и… — Сутин насупился, маленькие глазки на оплывшем, круглом лице сделались злыми. — А может, погодя немного почта придет? Ты об этом думал? — нашелся он. — Поспи еще, и я посплю. Успеем.

Ездовой, боец доверчивый, пожал плечами и ушел к лошадям.

Поднялся Сутин вместе со взводом. Взяв шинель, вышел во двор. Около умывальника, прибитого к вкопанному в землю столбу, толпились раздетые по пояс бойцы — умывались. Рядом младший сержант стриг машинкой голову сержанту. Сутин сразу же вспомнил подслушанный им допрос пленного, его слова о баранах и длинноволосых. «Подстригусь-ка я, — потрогав начавшие отрастать волосы, подумал он. — А то… вдруг и правда к фашистам попадем… Вон как жмет он!.. Пристрелят ведь с волосами-то? Сочтут за политрука».

Когда младший сержант кончил стричь сержанта, он попросил:

— Проведи-ка… — и показал себе на голову. — Сколько в роте ждать еще стрижки, а голова не терпит, привыкла к безволосью.

Младший сержант остриг его. Сутин, радостный, засучил рукава гимнастерки, расстегнул ворот и ополоснул лицо холодной водицей.

— Мыло бы взял — рядом лежит ведь! — проговорил незнакомый боец, обращаясь к нему.

— Я чиста-ай, — растянул Сутин. — Дома помоюсь уж как следует! — И, довольный, пошел к бричке.

Ездовой запрягал лошадей. Сутин бросил в бричку шинель. Видя, что ездовой намеревается ехать, обозлился. «Лошадей, поди, накормил, а о себе и не подумал, — молча ругался он. — Что мы, хуже лошадей?» — И к ездовому:

— Ты, вот что, сам как хочешь, а я, пока не пожру, на бричку не влезу.

Ездовой пристегивал вожжи. Спокойно ответил:

— Ты в штаб сходи. Может, письма пришли. Пожрать всегда успеем.

— Успеем. С тобой успеешь. Выспаться и то не дал. Приедем в роту, загоняют… Нечего нам торопиться.

— Нечего, нечего, — передразнил его ездовой и серьезно добавил: — Ты же знаешь, что мне еще надо в лес за дровами ехать для кухни. Что там есть будут, коли не привезу? На чем варить-то?

— Жрать захотят, найдут на чем… Школьных возьмут, — ответил Сутин. — Пошли завтракать. Дадут, чай.

Их накормили, как гостей, сытно, вволю. Садясь в бричку, Сутин засунул в карман прихваченные два ломтя хлеба. Поехали… Резвые застоявшиеся кони, сразу перейдя на рысь, весело бежали по дороге. Колеса мягко катились по укатанной колее. Сутин благодушно поглядывал на сосны по сторонам. Достав ломоть хлеба, начал его жевать. Выехали на шоссе. Километра два ехали спокойно. Потом, прижав их к обочине, прошла на Псков колонна военных машин, кузова которых доверху были нагружены ящиками с боеприпасами.

— Снаряды, видать, — сказал ездовой и ударил вожжою правую лошадь.

— Спросил бы, — ответил Сутин. Он достал второй ломоть хлеба, повертел его в руке и положил обратно, проговорил: — Везем, везем к границе всего, а все отступаем… Когда же кончим отступать?.. Может, враги народа подстраивают отступление? Не всех, поди, выловили?

Когда проехали разбросанные по пригорку избы, Сутин вдруг подумал, что на шоссе их могут обстрелять немецкие самолеты, и сказал:

— Давай по проселкам ехать. Страсть люблю по ним.

— Давай, — ответил ездовой. — Я тоже люблю.

— Да не торопись, а то рано приедем и что-нибудь делать заставят.

Заметив впереди переезд и уходящую в лес дорогу, ездовой свернул туда. Опять быстро вертелись колеса, мелькали по сторонам деревья, бежали навстречу распластанные на дороге тени. Ездовой неприятным, хриплым голосом, не выдерживая мотив, затянул: «Наш паровоз вперед летит…» Морщась, Сутин развалился на шинели, положил на ухо, чтобы не слышать ездового, руку и уснул. Когда его ударила по пухлой, жирной щеке нависшая над дорогой ветка, он открыл глаза.

Ездовой уже не пел.

Сутин провел ладонью по остриженной голове, и его охватили грустные мысли. Он так и лежал, пока проселок не выбежал на шоссе и покуда недалеко от Вешкина на обочине не увидел полуторку со спущенным задним колесом. На траве по-над канавой сидели усталые женщины, большей частью с детьми. Сутин, которому не давала покоя мысль о том, как в действительности идут дела на фронте, попросил ездового остановить лошадей.

— За дровами же мне еще… — опять уперся ездовой.

— За дровами, за дровами… — проворчал Сутин. — Что они дались тебе! На минутку ведь, — и, перехватив вожжи, потянул на себя.