Курт Циммерман - Таинственная незнакомка

Он не отвечает. Она видит, что он все понял правильно.

Хильда выходит из машины и долго смотрит ей вслед.

— Пихотка, разве я не советовал тебе поберечь свой затылок? Почему ты не слушаешь своего старого друга? — Бригадефюрер Шелленберг появился в кабинете советника уголовной полиции внезапно, без предупреждения. — Я думал, ты охотишься за врагами рейха. А ты, оказывается, предпочитаешь удобства. Господин советник, — взревел он вдруг, — вы считаете, что вражеские агенты выберутся из своего логова и сами явятся к вам? Что вы тут расселись? Вы обнадежили меня, вы мне заявили, что для вас не существует таинственных незнакомцев. Вы разыщете его, его логово и всю его банду. Или вы изволили шутить?

Пауль Пихотка бледнеет. Но в этот раз у него хватает мужества побороть свой страх. Он уверен, что со дня на день схватит радиста, и говорит об этом бригадефюреру.

— Ах, Пихотка, когда ты наконец поумнеешь? Что мне твой радист? Мне нужен мозг группы, ее руководитель! Я хочу знать, кто похищает у нас наши планы, а не кто передает их на ту сторону. Мы превратим этого радиста в смердящую падаль, но чего мы этим добьемся? Я уже и так давно удивляюсь, почему ты до сих пор не притащил мне какой-нибудь продырявленный труп, утверждая, что это и есть радист!

Входит Клоссхен, неся бутылку коньяка и два стакана. Бригадефюрер, проследив за ней взглядом, снова обращается к советнику:

— Вот уж не думал, что у тебя такой дурной вкус. — Он берет бутылку, наливает доверху оба стакана. — Но ты ее отлично выдрессировал, Пихотка. Как только приходит кто-то опасный и начинает кричать, она уже тут как тут с бутылкой коньяка. Кто из мужчин откажется выпить? — Он поднимает стакан.

Советник уголовной полиции решает воспользоваться возможностью изложить свой план действий, но Шелленберг говорит:

— Это меня не интересует. И к тому же тебя это не спасет, Пихотка. До нас дошли тревожные сведения, что план нашего нового наступления уже известен в Кремле, он уже на столе у Сталина! — Он спохватывается, что сболтнул лишнее, а потом мрачно добавляет: — Это, конечно, шутка, господин советник. Но все же не хотел бы я оказаться в твоей шкуре. И не воображай, что я прихожу сюда, чтобы выслушивать твои байки и пить дрянной коньяк. Начиная с этого дня я ежедневно жду от тебя рапорта, господин советник уголовной полиции! Это приказ!

Соня Кляйн перешла улицу и остановилась возле дежурных машин организации Тодта, размещенных в старой полицейской казарме. Соня не видела Тео уже несколько дней. Она знала, что помимо работы он должен еще выполнять поручения Хильды Гёбель и ее группы. Но если у него выдавались свободные полчаса, он посвящал их ей. Это она тоже знала. Но она тосковала по нему. Разыскивая адрес Краутнера, она узнала и адрес, где находятся дежурные машины организации. И вот сегодня, ранним утром, она приехала сюда и остановилась перед витриной табачной лавки, словно рассматривая разложенные здесь скудные товары. Каждый раз, услышав шум мотора, она оборачивалась. Но только в шестой машине, выезжавшей со двора, Соня увидела Тео. Она кивнула, но он не заметил ее. Соня не позволила себе огорчиться. Она видела его. Он здоров. Если он не появится в ближайшее время, она снова придет сюда.

Полковник Герике распрощался со своими сотрудниками. Его переводили в штаб дивизии на южный участок русского фронта, и он считал, что еще легко отделался.

Когда его спросили, кого бы он хотел видеть вместо себя, он предложил полковника Конрада фон Брокхаузена, офицера старой прусской школы. Герике удивился, когда его бывший адъютант заявил:

— У вас будет приятное общество, господин полковник. В одном поезде с вами едет полковник фон Брокхаузен, тоже вызвавшийся добровольцем на русский фронт.

«Он милый парень, этот мой адъютант, — подумал тогда Герике. — Кроме баб, у него ничего нет в голове, но он может прелестно врать. Вот сейчас он заявил, что я еду на Восточный фронт добровольно».

— Нет, мамочка, я в самом деле не могу больше есть. Ты наделала бутербродов на целую компанию. Мало того, что ты поставила меня на ноги, ты еще хочешь откормить меня, чтобы я стала толстухой.

Эльза Гёбель смотрит в худое лицо дочери и дает себе слово почаще подсовывать ей тайком лакомые кусочки. Уж она постарается раздобыть что-нибудь повкуснее!

— Хорошо, Хильда, если ты наелась, я уберу со стола. Но не забывай, что ты мне обещала!

— Нет, мама, я буду навещать тебя, как только смогу выкроить время. Ведь мне не надо больше заранее предупреждать тебя о своих визитах.