Виктор Кондратенко - Полюшко-поле

— Она будет долговечней германского хрома!

— Фанатизм и презрение к смерти свойственны русским комиссарам. Вот почему наша борьба на Востоке не может иметь ничего общего с рыцарским поведением солдата.

— Вернее, с правилами Женевской конвенции.

— Я буду откровенен с вами. Дело идет о том, «быть или не быть». Мы готовы перевернуть мир.

— В борьбе на Востоке вы отступаете от рыцарского поведения, но придерживаетесь рыцарской идеи… Небезызвестный вам Дон Кихот тоже когда-то стремился перевернуть мир.

— А вы, господин Рыков, политик и острый на язык человек. Я с большим удовольствием прочту вам один важный параграф из директивы главной ставки фюрера. Как видите, у меня нет от вас никаких секретов… — Мюллер порылся в портфеле, зашелестел бумагами. — Слушайте меня внимательно. Вот что сказано в директиве: «Политические руководители в войсках не считаются пленными и должны уничтожаться. В тыл не эвакуируются».

— В таком случае у меня есть возможность избежать «баланды», отлично приготовленной отменными немецкими поварами из шелухи проса, полусгнившего картофеля с примесью земли и осколков стекла.

— Эта дерзость, господин комиссар, может дорого вам обойтись. Мне стоит пошевелить пальцем, и вы навсегда уйдете в туман и мрак. У вас даже не будет могильного холмика.

— Я буду стоять безыменным солдатом на городских площадях.

— Послушайте, господин Рыков, на что вы надеетесь?

— На нашу победу. — Он прислонился к спинке стула: боль рвет все тело, нет сил пошевелиться.

В расплывающемся кольце дыма усмехается немецкий генерал:

— Это фантазия. На фронте у вас безнадежное положение. Я имел честь недавно разговаривать с фюрером. Он мне сказал: карточный домик — Россия — рухнул! Итак, господин комиссар, я обращаюсь к вам в последний раз… Принимайте мое предложение и подписывайте воззвание.

— Вы, как истинный кавалерист, командуете прямо с седла. А последнее слово за мной… Недавно меня в Кремле принимал Михаил Иванович Калинин. Он сказал: «Разбойник Гитлер будет уничтожен, а его грабительская армия разбита».

Мюллер отшатнулся.

— Казнить! — крикнул он.

Конвоиры подхватили под мышки пленника. Вальтер Шванц распахнул дверь.

Попыхивая сигарой, Мюллер подошел к окну. Конвоиры привязали русского комиссара колодезной цепью к старой яблоне. Шванц взмахнул белым платком. К пленнику шагнули гренадеры с примкнутыми тесаками.

«Этот русский комиссар мужественный человек. Его следовало расстрелять, но… Он дерзко вел себя на допросе и оскорбил фюрера».

Мюллер отвел взгляд от исколотого тесаками человека.

Долго прохаживался по тропинке встревоженный Мажирин. За ночь приходили в голову многие предположения. Но одно из них было весьма вероятным: штаб Юго-Западного фронта окружен немцами, руководство нашими войсками нарушено.

На рассвете, утомленный длительным дежурством, он присел отдохнуть под вербой. Прислонился спиной к дереву и сразу словно оцепенел, даже пальцем пошевелить не мог. Только слух еще улавливал шаги комиссара.

«Железен… жилист…» — Не успел подумать, как шаги удалились и затихли.

Когда Мажирин проснулся, солнце стояло высоко. Из бурого дубняка красными кроличьими глазками выглядывала спелая калина. Тихо шелестели и потрескивали ломкие ветки. Бойцы запасались ягодами.

Расторопный Пляшечник уже успел где-то раздобыть бредень. Старшина стоял на пне и давал бойцам советы, с какой стороны заходить и как лучше тянуть сеть между островками.

— А ну там, на правом фланге, быстрей пошевеливайтесь! Дружней, хлопцы, беритесь. Пошли, пошли! Не зевай, Бугай, шуруй в камышах палкой. Там щука стоит. Загоняй ведьму в бредень.

В камышах послышался плеск, шум, и на росистой траве затрепетали пойманные караси.

— Пляшечник!

— Слушаю, товарищ комдив!

— Ты вот что, голубчик, бросай бредень. Приставь, к нему охотников, пусть рыбачат, а сам подбери ребят, возьмитесь за лопаты и топоры. Землянки нужны, понимаешь, шалаши конусные; пока тепло, подойдут и заслоны-навесы. Пойдем осмотрим остров, прикинем посадку землянок на местности.

Попав вместе с Ниной в строительную бригаду, Иван Бугай усмехнулся:

— Шалаши и землянки?! Да это проще пареной репы.

Дымя крючком самокрутки, Пляшечник шутливо добавил:

— Веничком махнуть раз да два.

Вскоре Иван так намахался саперной лопаткой в котловане, что его гимнастерка от выступившей соли стала поблескивать.