Андрей Арев - Мотя

Тогда в ней проснулся голод, и Нюра больше не могла ни о чем думать, кроме еды. Добравшись до ближайшей девятиэтажки с плакатом, изображавшем копытце Амалфеи, и надписью «Нефть мечтает о вас. Мечты сбываются», Нюра легко перемахнула через забор, подпрыгнув, повисла на оконных решетках первого этажа, миновала их и оказалась на балконе второго. Слегка удивляясь своим новым возможностям, она выдавила стеклопакет, вошла в квартиру и прокралась на кухню.

«Мою любовь зовут на М, она мертвенькая, у нее месячные и ей мерзко, — бормотала Нюра, запивая копченое сало малиновым вареньем, — она милая и mieze». Почти не пережевывая, она глотала, запихивала в себя все, что находила в холодильнике, в первую очередь жирное и сладкое. Хозяева квартиры держали несколько кошек, которые пришли посмотреть на ночную гостью — Нюра и их угостила. Тихая густая ночь разлилась в квартире, было много вкусной еды, радио еле слышно мурлыкало старый хит «Иванушек» о тополях:

Что еще было нужно для счастья? Запасливая Нюра решила посмотреть, что в морозилке; она открыла дверцу — ровно в этот миг на кухне зажегся свет, в дверном проеме появилась толстая женщина с бейсбольной битой в руках.

И тут что–то сломалось: Нюра медленно поворачивала голову к вошедшей, и никак не могла повернуть, время висело холодцом; все пыталась перестать смотреть в морозильную камеру («а зачем? зачем так? так–то — зачем?») — там лежали замерзшие в камень новорожденные котята, еще слепые, хозяйка из соображений гуманизма не топила ненужных, а просто отправляла их в холодные объятья вечности; все хотела закричать, но крик только глухо рычал где–то внутри… и когда Нюра очнулась от этого сна, то увидела, что уворачивается от биты, подпрыгивает в воздух и ломает ударом ноги горло любительнице кошек.

«Die Klassenauseinandersetzung, — сказала Нюра, — Призрак бродит по России, и этот призрак — я». Она аккуратно достала замерзшие комочки котят, души их оттаяли от тепла ее мертвых рук, и ушли в свой незамысловатый рай. Только один, снежно–белый и разноглазый, остался с ней, и Нюра назвала его — Кельвин.

Взяв котенка на руки, Нюра перешагнула через труп женщины, открыла входную дверь, и вышла на лестничную клетку. Дверь она оставила приоткрытой, спустилась вниз, приветственно кивнула дремлющей консьержке, и ушла в ночь.

Возле своей бывшей могилы Нюра села прямо на землю и задумалась. Кто ее убил? Да еще так страшно — кожа не спине была содрана до поясницы, словно кто–то пытался сделать из Нюры жуткое вечернее платье с глубоким декольте на спине. Ей не было больно, холодный ветер конца зимы припудривал спину влажным снегом. «Что будем делать, Кельвин?» — спросила она котенка.

Кельвин внимательно посмотрел на нее, ткнулся в руки носом, подрожал антенной хвоста, и уверенно куда–то отправился. Нюра двинулась следом.

Довольно скоро Кельвин привел Нюру к свежему холмику из соснового лапника, чуть закиданного снегом. На холмике лежали круглые очки Коки.

Нюра аккуратно сложила очки в нагрудный кармашек фартука, и начала раскидывать ветки. Под снегом и лапником лежал Кока, глаза его были закрыты, изо рта вытекла засохшая струйка крови, синяя школьная куртка и рубаха расстегнуты, грудь вмята, на груди и животе — огромный синяк.

Нюра села на ветки, вынула очки, подышала на стекла и протерла их подолом юбки.

— Вставай, Смирнов. Здесь тебе не Мавзолей, нечего валяться, Мотю надо искать, — сказала она, разглядывая через стекла очков звезды. Еще раз подышала и протерла.

Кока медленно открыл глаза. Нюра послюнявила носовой платок и стерла засохшую кровь возле его рта.

— Его косточки сухие будет дождик поливать, его глазки голубые будет курица клевать. Вставай, вставай. Пойдем, я тебя в порядок приведу, — сказала она.

— Я живой, что ли? — спросил Кока, близоруко щурясь на звезды.

— Неа, мертвенький, — ответила Нюра, нацепив себе на нос его очки, и помогая подняться, — то не мертво, что вечно недвижимо: спустя эонов тьмы умрет и смерть. Ты двигаешься — стало быть, мертвенький. Но это неважно. Вставай, Смирнов, тут кафе недалеко, жрать хочется, как из ружья. Кто нас убил, помнишь?