Эдуард Дворкин - Кривые деревья

Отложив перо, но прежде набросав на полях (в пушкинском стиле) обязательную мужскую голову с прямым носом, вьющимися волосамии глазами, проникающими в самую душу, Любовь Яковлевна с некоторым сожалением поднялась из-за рабочего стола карельской березы — предыдущим днем она не исполнила намеченного, и сейчас ей предстояло ехать в Управу с объявлением о похищении бедного Игоря Игоревича. Без этого нечего было и думать о продолжении романа.

В недурственном настроении (двадцать восемь глав!) обдумывая перед зеркалом предстоящий выход и даже примурлыкивая что-то веселенькое из Даргомыжского, приходившегося ей, кстати, дальним родственником, Любовь Яковлевна внезапно переменилась лицом. По низу желудка прокатился несомненный холодок, и тут же отчетливо засосало во внутренностях, побелел и заострился кончик носа, причмокнув, отвалилась нижняя губа… и ноги… в коленях…

Опустившись на краешек пуфа, она замерла, напряглась и, взявши себя в руки, медленно пошла по ощущению назад, дабы вскрыть его первопричину и истоки.

Искать, подсказывало нутряное, следовало в дне прошедшем. Последовательно перебирая все и не забывая ничего, молодая женщина погрузилась в совсем еще свежую ретроспекцию… нравственные уроды на Невском… попугай… Крупский… лавка Смирдина… Тургенев с бородою… автограф… есть! Пройдя по нерву до конца, она нащупала тревожащую точку. Голова! Та, что просунулась в дверь, когда она присела перед классиком! И уж, конечно, читатель из числа ретивых поторопился принять ее за другую, ту, на полях, с прямым носом, ее крылатую мечту и дерзкую фантазию… увы и ах!.. Явившаяся башка была совсем иного свойства… Почудилось ей или действительно было? Но как, каким образом?!.

Примеривши глухое парусиновое платье со множеством карманов и рядами металлических заклепок, несколько топорщившееся на фигуре, но придающее, в силу особенностей материала и фасона, успокаивающее чувство защищенности, Любовь Яковлевна осталась довольна. К платью присовокуплены были приталенный полукафтан цвета тушеной морской капусты и ярко-желтый тюрбан с густой вуалью.

Исполнительный Герасим под лестницей топил калорифер березовыми полешками, могучий Муму скакал и прыгал подле своего двуногого друга, любвеобильная Дуняша прохаживалась, задевая невзначай нового дворника бедром или ногою, не интересный более лакей Прохор с остервенением сдирал приставшие к мастике ковры, намереваясь, согласно указанию барыни, проколотить их палкою на снегу.

Изящно разыграна была пантомима (участие в любительском спектакле не прошло даром), лицом, пальцами, всем телом, подпрыгивая и приседая, молодая барыня показала немому, что берет его вместе с животным с собою.

Приветливо помахав с тротуара сыну, расстреливавшему на подоконнике шоколадную овцу, Любовь Яковлевна направилась в сторону Бассейной. День выдался светлым, умеренный морозец склеивал ноздри, доставал большие пальцы на ногах, придавал мыслям замедленное и величавое течение.

«Скоро, совсем скоро Рождество, — так думалось молодой женщине, — после наступит новый, 1881 год. Что-то принесет он мне, прозябающей и истосковавшейся по настоящей большой любви? (Что бы ни говорил на эту тему мой Иван Сергеевич!)»

Герасим в свежей косоворотке и распахнутом нагольном полушубке почтительно следовал за нею, удерживая накоротке посерьезневшего на людях умного кобеля. Любовь Яковлевна вспомнила, что в хозяйстве начисто вышел имбирь — в гастрономическом магазине Черепенниковых, уже украшенном к празднику золочеными хоругвями, ей обрадовались как постоянной, но запропастившейся покупательнице и отпустили товар с привесом. Тут же на сдачу был выпит стакан кокосового молока и куплена впрок банка кокосовой сметаны.

На Литейной, привязанные за фитиль, в витринах висели разноцветные восковые свечи, над колбасной Добычина, поскрипывая, качался на незначительном ветру размалеванный жестяной окорок, разносчики в холщовых фартуках, оглушительно крича, размахивали над головами аршинными горячими сосисками, от них во все стороны разлетались липучие комья горчицы. Какие-то нигилисты, не приметив слона, попытались завернуть на Любови Яковлевне вуаль и тут же были сбиты с ног бдительным овчарным кобелем — отличившемуся незамедлительно преподнесена была сосиска с двойной порцией горчицы.

Несколько развеселившаяся молодая писательница подумала, что для сюжета хорошо бы встретить кого-нибудь из затерявшихся на страницах персонажей, и тут из-за угла навстречу ей вышла огромная фигура с лицом открытым и добродушным.