Эдуард Дворкин - Кривые деревья

«Гнусные предложения»… «Мужчина с дикой потенцией познакомится с семьей, имеющей домашних животных»… «Две гимназистки дадут жару эскадрону гусар»… «Молодой гермафродит отдаст руку и сердце состоятельному садомазохисту»…

Криминальные сообщения. Вот, наконец… «Бесследно исчез Михаил Лонгинов, начальник Главуправления по делам печати», «Мефодий Катков покушался на убийство профессора Леонтьева»… близко, тепло, горячо… есть!

Любовь Яковлевна приблизила «Ведомости» к самому лицу и ловила прыгающие в глазах строчки.

«Вчера на Екатерининском канале у дома Вебера при загадочных обстоятельствах был убит Василий Черказьянов, служащий ссудного товарищества „Рука дающая“. Подробности — в последующих выпусках…»

Искрошив и переведя понапрасну едва ли не десяток папирос, она пыталась собраться с мыслями, успокоиться, выбросить из головы неприятное и вовсе постороннее известие. Не она же, в конце концов, убивала этого человека, что ей думать теперь о чужой кровавой трагедии!..

Выбрав неприметное серое платье и шляпу с большими, скрывающими лицо полями, она решилась выйти освежить голову.

На другой стороне переулка стояла невесть откуда взявшаяся огромная дубовая бочка. Мужик со смоляной бородой, в белом фартуке наливал из крана квас. Любовь Яковлевна прошла мимо и спиной почувствовала на себе бешеный режущий взгляд.

— Откуда квасник?.. никогда не было… — спросила она стоявшего на посту будочника.

— Разрешение имеет, — притронувшись к околышу, отвечал служивый. — Патент по всей форме…

На Бассейной Любовь Яковлевна села в пролетку. Тут же представился Черказьянов, распростертый, оскаленный, плавающий в луже собственной крови. Справившись с приступом тошноты, она вспомнила, что не сказала, куда ехать. Поднявши голову, Любовь Яковлевна взглянула по сторонам и обомлела. Ехали по Екатерининскому! Натянув вожжи аккурат напротив дома Вебера, ванька обернулся. Любовь Яковлевна машинально кинула двугривенный и сошла.

На тротуаре перед самыми ногами мелом были очерчены контуры поверженного человеческого тела. Равнодушные прохожие ступали прямо по белым линиям, отчего в некоторых местах мел стерся. Играющие дети, к примеру, смогли бы пройти в дыру на затылке Черказьянова и выйти через колено. Впрочем, не все прохожие были равнодушными. Любовь Яковлевна различила двух в одинаковых гороховых пиджаках, с интересом приглядывавшихся к прочим. Не найдя в себе силы пройти как все, она обошла распростершийся призрак и быстро направилась в сторону Конюшенной.

Другая Стечкина шла рядом и стыдила ее.

— Возьми себя в руки, не будь мнительной! — говорила она, почему-то тоже скрывая лицо полями шляпы и торопясь подальше уйти от злополучного места. — Этак ты доведешь себя до навязчивой идеи.

— Ведь это мне хотелось лишить его жизни, — в раздумии отвечала Любовь Яковлевна, скользя взглядом по чистой воде канала. — Ячувствую, будто кто-то прочел мои мысли и взял смелость исполнить их.

Другая Стечкина на ходу пожимала плечами.

— С чего бы этот кто-то стал мстить мерзавцу за посягательства на твою честь? Кому вообще до тебя дело?.. Черказьянов был связан с большими деньгами, сие опасно само по себе. Думаю, из-за денег его и порешили. Растратил чей-нибудь капитал или еще проще — не поделился с бандитами…

Довод показался логичным и несколько успокоил Любовь Яковлевну. Перейдя Невский, она продолжила идти по набережной, обходя посаженные здесь кривые черные деревья. Несколько раз обернувшись и не заметив никаких преследователей, она сбавила шаг. Ее обогнала высокая кибитка с привязанными сзади к балчуку двумя белыми ямскими лошадьми. В кибитке сидел мальчик с нерусским лицом, сильно напомаженный, завитой, с приподнятыми, как у китайцев, углами глаз. В руках у него была пачка синих полинялых ассигнаций. Повернув голову, дитя улыбнулось ей, показав острые фарфоровые зубки.

— Денги, — отчетливо произнес ребенок. — Очин карашо!

Вышло смешно и непонятно. Любови Яковлевне захотелось немедленно понять стоявший за эпизодом смысл. Повертев головой в поиске возможного свидетеля, она увидела облокотившегося о парапет пожилого господина со сломанной бамбуковой тростью.

— Пржевальский в городе! — поймав ее удивленный взгляд, прокомментировал тот и с отвращением сплюнул в воду. — Тьфу, гадость…

Пржевальский? Она не знала и не хотела знать никакого Пржевальского…

День был свеж, в меру прохладен. Любови Яковлевне было хорошо в плотном шерстяном платье, она решилась продолжить прогулку и по Миллионной вышла на площадь Зимнего дворца.