— Давайте посмотрим. Я разбираюсь в нотах.
— Э-эх, — подбежал к прессу Матвей, — Не просохло еще. Да и не положено. Вы же, так сказать, здесь поставлены для охраны.
Клара принялась объяснять, что ее гложет чисто женское любопытство — так заманчиво узнать то, чего не знает пока никто, но десятки тысяч ждут с нетерпением.
— Дама вы, конечно, чрезвычайной приятности, — мягко и даже как-то вкрадчиво отвечал Матвей, — Я вам хотел бы сделать подарок в честь памятной ночи. Вот натуральный столичный бархат остался. На костюмчик вам не хватит, а на жакетик дамский вполне.
Матвей накинул ей на плечи бархатный лоскут. Любуясь, добавил:
— Совершеннейшая прелесть. К жакетику бы еще опоясочку из посеребренной тесьмы, как в «Интимной жизни монархов».
Клара повернулась к зеркалу:
— Добрый вы человек. И в гости пригласили, и подарок сделали… Позвольте отблагодарить вас.
Клара подошла близко к Матвею, посмотрела неожиданно томно и продолжительно, обняла и стала нежной ладонью ерошить ему волосы. Лицо ее приблизилось и расплылось в глазах переплетчика — как на экране неисправного телевизора. Матвей вновь уловил запах спиртного и с неудовольствием подумал, что, как на грех, поужинал сегодня с чесночным соусом и наверняка Кларе теперь неприятно. А острые коготки соблазнительницы уже проникли под рубашку и нежно царапали его могучую спину.
— Э-э, милочка. Товарищ майор, — вырвалось у Матвея, — Позвольте обратиться и сразу доложить, что мы здесь не одни.
— Одни, Матвей. Одни, — призывно прошептала Клара.
— Не одни, — твердо повторил Матвей.
Коготки Клары несколько ослабли, но оставались на прежних наступательных позициях.
— Ткаллер закрыт в своем кабинете. Ключи все у меня. И больше здесь некому быть.
— Не говорите, чего не знаете, — все-таки высвободился из страстных объятий Матвей.
— Тайная полиция все знает.
— Это ей так кажется… Тайной полиции, — даже покривился Матвей, — И вообще я очень сомневаюсь, что вы из тайной. Хватательные наклонности другие.
«Да-а, таблетки были бы вернее», — пронеслось в голове у Клары. Она отошла, поправила прическу, как-то вся мигом подтянулась, взгляд ее стал суров:
— Как представитель тайной полиции я требую открыть тайну партитур. Я должна сегодня, сейчас знать музыку, которую будут играть завтра. Точнее, это нужно не мне, а моему руководству.
Клара особенно подчеркнула последнее слово, зная, что русские относятся к любого рода руководителям прямо-таки с трепетом. Вот и сейчас ей показалось, что Матвей слегка вздрогнул. Он действительно закряхтел, как-то весь скукожился, глаза его бегали от Клары к прессу, к кнопке сигнализации, к двери. Многого, однако, Зубов не мог предвидеть. Связаться бы как-нибудь с посольством или хотя бы с представительством. Тюрьма здесь, а не концертный зал.
— Давайте все-таки посеребренную опоясочку сделаем к жакетику. Славно будет, — неожиданно даже для себя сказал Матвей.
Своим молчанием Клара показала, что ждет серьезного ответа.
Матвей переминался с ноги на ногу, покашливал.
— Государственные интересы любой страны я уважаю. И в этом случае готов уступить. Но для этого нужно, чтобы господин директор Ткаллер распорядился.
— Ткаллер не в состоянии сейчас принимать решения.
— Он мертв? — вскрикнул Матвей.
Тут уж Клара вздрогнула. Щеки ее покрылись красными пятнами. Однако она быстро взяла себя в руки.
— Мертв? Почему же? Но так… расстроен… удручен. Матвей, скажите, почему Ткаллер так удручен?
— Я и сам удручен.
Клара была в отчаянии от «уступчивости речи русской». Она надела китель, да и внутренне застегнулась на все пуговицы.
— Если завтра после исполнения произведений случится скандал, то вас, лично вас, господин Матвей, ожидают большие неприятности.
— Так предъявите мне хотя бы какой-нибудь документик. Хоть фальшивый. Чтоб я на основании его… Откуда же мне знать, кто вы и зачем? А вдруг вы действительно из тайной полиции — но другой страны?
— Бросьте дурака валять!
— Без документа не пущу!
Матвей подошел к кнопке сигнализации, снял защитное стекло, поставил на кнопку перемазанный клеем палец.
— Можете в меня стрелять. Только спасибо скажу!
Клара застыла на месте, словно монумент. Отчаяние кричало в ней, ни одним знаком не проявляясь внешне. Хороша она в эту минуту была необыкновенно. Но Матвей этого не замечал. Теперь он, как никогда, был тверд и решителен. Он не потерпит ни насмешек, ни угроз. Он или погибнет, или… в общем, там видно будет.
Читать дальше