Виктор Шепило - Ночь на площади искусств

Тогда, выйдя на улицу, Матвей подумал: запугивает чинуша. Ладно. Его дело запугивать, мое кивать — решил тогда Кувайцев. Как недоставало ему теперь Зубова рядом — этого волевого партийца со стажем, напоминавшего одновременно французского актера Жана Габена и исконно русского гоголевского Собакевича. Но Зубова не было, была вот эта дама, скорее всего, диверсантка. Этого ему только не хватало после Траурного марша. А кто все-таки страшнее: потусторонние гости или разведка? Гости, пожалуй, — от них холодом веет, могилой. А эта все-таки обворожительная дамочка. Хитрющая, по всему видно. И, похоже, знает, что такое приласкать и порадовать. Ох, Зубов, Зубов, будь ты неладен! Неужели знал, на что посылаешь?

Между тем Клара сняла с себя китель, оставшись в рубашке, соблазнительно обрисовывающей грудь.

— Уверяю вас, я обычная, нормальная женщина. Я и курю, и выпить не прочь… Особенно в приятной компании, — Клара достала из красочного фестивального пакета сигареты и бутылку русской водки.

— Надо бы нам расслабиться, — сказала она и налила две рюмки.

— Я на работе, — отказался Матвей.

— А я где?

— Но я на загранработе, — приуныл Матвей.

— Ничего. У нас разрешается.

Клара налила обе рюмки и тотчас же осушила свою наполовину. Матвей скривился — как можно не допивать! Клара закурила сигарету и продолжала издеваться:

— Хорошая у вас водка, что и говорить. Даже этикетка любопытная — вся в каких-то наградах, медалях. Интересный вы народ — до чего любите награды! Ткаллер мне как-то рассказывал, что у вас награждают орденами даже газеты и заводы. Даже водку наградили четырьмя медалями. И еще я видела демонстрацию по телевизору. И там тоже все шли с медалями и орденами. А у вас сколько орденов?

— Ни одного.

— Странно. У такого мастера?

«К чему она клонит? — думал Матвей, — Неужели будет вербовать и сулить награды? Вот уж попал, так попал. А еще в школе знаменосцем был».

Клара тем временем еще налила.

— Ну что, за наши добрые отношения? — Она подняла вторую рюмку.

Матвей колебался. Клара осмелела, подошла вплотную к Матвею, нежно взяла за руку. Ладонь была теплой.

— Живая! — обрадовался Кувайцев. Он явственно ощутил женский земной аромат, к запаху косметики примешивался запах свежевыпитой водки. Этот последний компонент особенно разволновал несколько недель воздерживавшегося Матвея. А тут еще женщина шептала на ухо какой-то буржуазный вздор:

— Глупенький. Сидишь здесь один. Всего боишься. Никому не веришь. Нельзя же так…

Матвей судорожно вспоминал, что инструктаж не накладывал запрета на алкоголь. Напротив, Зубов говорил, что в Европе принято выпивать постоянно — по поводу и без повода, просто при разговоре. Не стоит советскому человеку чрезмерно увлекаться, но и шарахаться от спиртного не рекомендуется, ибо тем самым можно выказать недружелюбие или настороженность. «Значит, можно!» — сказал себе Матвей с облегчением. Он взял рюмку и опрокинул ее в пересохшее горло — так быстро, что даже не успел ничего почувствовать. Он тут же пожалел, что рюмка маленькая.

Теперь на лице Матвея появилось озабоченное выражение. Глаза нет-нет, да и стреляли в сторону початой бутылки. Клара, разумеется, это приметила и тут же предложила Матвею еще рюмашку. Матвей очень робко кивнул, но гораздо смелее взял бутылку и сам набулькал в свой походно-гастрольный стакашек граммов этак сто пятьдесят. Выпив и крякнув, он сказал: «Теперь баста!» И перевернул стакан вверх дном. По его решительному виду Клара поняла, что он пить больше не будет. А она как раз прикидывала: не опустить ли в стаканчик маленькую беленькую таблеточку? Такую, как Ризенкампфу. А самой быстренько взглянуть на партитуру — не зря же столько лет училась петь по нотам.

«Но может быть, ну ее — таблеточку? — размышляла Клара, — А вдруг этот несговорчивый русский будет еще союзником?»

И, продолжая разговор ни о чем, Клара задала самый обычный вопрос: понравился ли русскому господину их маленький город? Матвей с готовностью ответил, что более всего его поразили городские тротуары: как их драят специальными шампунями и швабрами — будто палубу матросы.

— А московские улицы разве не моют растворами? — спросила Клара.

Матвея этот вопрос, похоже, сильно озадачил. Он представил себе, как его родную Сретенку моют пахучей жидкостью тетки в оранжевых жилетах — они же этот шампунь и разворуют. Максимум на третий день. Если он раньше не осядет у жэковского начальства.