Андрей Малыгин - Зеркало, или Снова Воланд

Перестав бормотать и совершенно уж ничего не понимая, Ливерий тупо уставился на опустевший топчан, затем покрутил головой по сторонам. Но все остальные покойники были на месте. Странно, но парень вдруг куда-то исчез, вот черт бы его побрал, как сквозь землю провалился. Такого в этом мрачном заведении еще не случалось, чтобы покойник сам по себе исчезал.

На недоуменный вопрос родственников, где же их мальчик, служитель скорбной обители, шумно втянув ноздрями воздух, только и смог произнести:

— Нету… Вот только что недавно вот здесь лежал, а теперь нету…

Услыхав такой невразумительный ответ, котообразный родственник тут же запричитал:

— О, наш бедный и несчастный Алик! О, наш веселый и заботливый Гарри! — словно обращался не к одному, а сразу к двум покойникам. — Зачем ты покинул нас? И что с тобой сделали эти бессердечные черствые люди?

Представившийся отцом погибшего строго посмотрел на Ливерия, отчего у того похолодело в животе и сильно задрожали колени:

— Позвольте, любезный, что значит нету. Это же полное безобразие! Ведь не мог же задавленный мальчик сам по себе отсюда уйти… Вы же понимаете. Или мгновенно вырасти и превратиться в этого грязного бородатого субъекта, подавившегося по пьянке курицей? — и он ткнул тростью в сторону здоровенного заросшего мужика, покорно лежавшего на соседнем топчане.

Понятное дело, Интернатов и сам яснее ясного понимал, что определенно не мог потому, как лично удостоверился, накрывая мальчишку простыней, что тот сильно изуродован, а одна из ног его переломана сразу аж в двух местах. Но факт оставался фактом, тело парня куда-то пропало.

Тут здоровяк в кепке и клетчатом пиджаке что-то молча сунул в руку отца мальчишки. Интернатов скользнул взглядом и в мгновение ока узнал золотистого паука с обложки книжонки.

— Да, без сомнений, это его блокнот, — как бы рассуждая вслух, заключил отец.

И тут же странный тип с пакостной кошачьей физиономией снова слезливо запричитал:

— О, наш несравненный и талантливейший Алик, который в столь малые годы подавал столь большие надежды и мог также славно писать, как в свое время гениальный Леонардо…

Но отец мальчишки его перебил, сердито нахмуря брови:

— Похоже, в этом скорбном приюте занимаются нехорошими делами?

— Вы, как всегда, исключительно правы… Петр Петрович, — тут же стал ябедничать очкарик с портфелем. — Здесь самым бессовестным образом обшаривают карманы покойников, прикарманивая их личные вещи. И наш драгоценный АЛИ…К подобной участи не избежал. А ведь это, согласитесь, нехорошо, зная заранее, что они уже ничем ответить не смогут. Так ведь, Галактион? — обратился он к клетчатому парнине.

— Знамо дело, совсем неважнецки, — угрюмо откликнулся тот.

Родственнички переговаривались между собой, казалось, совсем не замечая Интернатова. Словно его здесь больше и не существовало. А тот стоял рядом ни жив ни мертв, почти не дыша и боясь даже малейшим движением или звуком привлечь к себе их внимание.

— Какой срам! — шумно вздохнула старуха и, покачав головой, грозно стукнула палкой о бетонный пол. — Это, мессир, заслуживает серьезного наказания.

— И я держусь точно такого же мнения, — подстрекательски поддакнул котообразный, — всыпать этому забулдыге, не откладывая, чтоб свет не казался белым, — и на лице его проступила скверная улыбочка, смысл которой для служителя скорбного заведения был вполне очевиден.

Интернатов почувствовал, что ему стало нехорошо. Свет в его глазах стал медленно угасать. В последний момент он еще успел бросить взгляд на котообразного родственничка, но вместо него лишь увидел здоровенного черного кота…

Утром, приехавший наряд милиции вместе со следователем прокуратуры и специалистом судебно-медицинской экспертизы, вошли в незапертую дверь морга и услышали мощный храп, доносившийся из помещения, где лежали покойники. На одном из топчанов на подушке под теплым одеялом они обнаружили спящего мертвецким сном дежурного морга Ливерия Интернатова, от которого тянуло сильнейшим перегаром.

Когда же его с превеликим трудом наконец-то растолкали, заспанный служитель скорбного заведения, очумело вращая мутными невидящими глазами, ничего вразумительного по поводу поступившего с вечера трупа мальчика пояснить не смог. Он только пыжился и что-то невнятно мычал, недоуменно пожимая плечами, как будто об этом слышал лишь в первый раз. Но одно здесь было совершенно определенно: юный покойник бесследно исчез… как куда-то исчезли из дома в ту же ночь и любимые подтяжки с подушкой и одеялом у вконец измучившегося от страшных переживаний и угрызений совести рядового милиции Григория Остаповича Корнейчука, отца двух малолетних детей и примерного семьянина, проведшего самую ужасную ночь из всех своих десяти тысяч шестисот сорока двух с момента появления на свет.