Андрей Малыгин - Гонзаго

И вот уже секундная стрелка начала неумолимо приближаться к своему неизбежному финишу. Последние десять делений были пройдены со звуковым сопровождением в виде нарастающих по звуку ударов. Завершив последний скачок, часовая стрелка, ярко вспыхнув, мгновенно пропала, а зрители услышали красивую звонкую мелодию и следом за ней восемь гулких и протяжных перезвонов часового механизма. С последним перезвоном луна и звезды тут же исчезли. Слева возникло бледное желтое пятно, и все увидели, как в лучах этого света по сцене, тяжело переваливаясь, на костылях продвигается какой-то старик с лысой головой и большущим носом на бледном морщинистом лице. Было и невооруженным глазом заметно, что одна нога у старика намного короче другой, что каждое движение требует от него неимоверных физических усилий, отчего лицо ходока искажалось заметной болезненной гримасой. Старик был одет в какой-то старенький поношенный и сильно помятый костюм.

В зале повисла гробовая тишина, которую нарушали лишь вспышки многочисленных фотокамер и стук передвигаемых костылей. Шокированная подобным началом публика замерла в тревожном ожидании.

А инвалид наконец-то добрался до середины сцены, с облегчением вздохнул, окинул зал продолжительным взглядом и, по-детски улыбнувшись, начал старческим и скрипучим голоском говорить:

— Добрый вечер, дамы и господа! Добрый вечер, симпатичнейшая публика, по счастливой случайности оказавшаяся сегодня здесь, в этом современном уютном зале! Вас приветствую я — Ордалион Черторижский, ведущий этого грандиозного и единственного в мире шоу, что является чистейшей и, я бы даже сказал, неоспоримой правдой.

В зале возникли жиденькие аплодисменты, а кто-то сидевший сзади Уфимцева сквозь зубы иронично процедил: «Однако ничего себе, очень обнадеживающее начало…».

А инвалид, назвавшийся Ордалионом Черторижским, продолжал обращаться к обескураженным зрителям.

— Спасибо за пока еще не очень дружную вашу поддержку, но смею быть уверенным, что по ходу концерта она, безусловно, изменится. — И он опять выдавил ядовитую улыбочку на обескровленном старом лице. — Смею также заметить, что у уважаемой публики, присутствующей сегодня здесь, как и у многих других горожан, к сожалению, не попавших в этот зрительный зал по разным причинам, заранее возникло безмерное множество самых сомнительных и тягостных мыслей, которые, как злые осы или как самые надоедливые комары, не давали и не дают им покоя до сих пор. А руководство города на случай провала концерта даже разработало план экстренных действий из целых, — он поочередно загнул все пальцы на обеих руках, а затем еще добавил один палец, — одиннадцати пунктов, — сказал он отчетливо и громко. Затем сделал паузу и пробежался по умершему залу взглядом. — Но должен ответственно подчеркнуть — и совершенно напрасно! Очень многие из вас сделали предположение, что концерт не может состояться, так как это технически невозможно. — Ведущий прервал свою речь, замер на несколько секунд, а потом, обращаясь к залу, спросил: — Граждане, скажите, я правильно выразил суть ваших сомнений?

По рядам покатился нестройный легкий гул, но лишь только Черторижский открыл рот для того, чтобы продолжить речь, как всякое волнение в зале снова умерло. Люди с небывалым напряжением приготовились ловить слова ведущего, а он между тем продолжал:

— И вы подумали совершенно правильно, так как в обычных условиях это сделать категорически, — проговорил он более громко, — невозможно. И здравый смысл это готов подтвердить. Как же, скажите на милость, можно заставить петь давно умерших певцов? — Ордалион замер, всматриваясь в зал, но тут же хитро и широко улыбнулся. — И, кажется, что ответ ясен и очевиден. Но… у каждой приличной организации, если она, конечно же, настоящая, а не сборище отпетых мошенников, имеются свои… так скажем, тайные новейшие технологии. Свои, только ей понятные ноу-хау, которые и выделяют ее, эту самую организацию, из целого ряда подобных ей. Индивидуальность — это стихия неповторимости, господа! Вот и наша ассоциация владеет совершенно уникальными, я бы даже точнее сказал: единственными в мире технологиями, в чем и вам, уважаемая публика, в скором времени доведется убедиться. — Ведущий на некоторое время замер, словно кого-то отыскивал в зале взглядом, а найдя, удовлетворенно улыбнулся и продолжил общение с публикой:

— Вот, к примеру, абсолютное большинство из присутствующих здесь в явном недоумении по поводу внешнего вида ведущего этого концерта, то есть меня. И опять же совершенно правильно. Подобные инвалиды, да еще с таким невыразительным, можно даже сказать, неприятным голоском, не ведут такие блестящие мероприятия. И согласитесь, что это нонсенс! Это голая правда! — Он опять сделал паузу и торжествующе окинул взглядом битком набитый публикой зал. — А некоторые из присутствующих в зале, ну, к примеру, гражданин Похабов, находящийся в двенадцатом ряду на тринадцатом месте, после первых же моих фраз в знак протеста даже мысленно послали меня к черту? Так ведь, Иван Феофанович? Я ничего не путаю?