Вадим Демидов - 2028, или Одиссея Чёрной Дыры

– Разбирай, братва!

И народец, толкаясь и галдя, принялся разбирать телефоны. Каждому хотелось побыстрей связаться с семьей. Рассказать, что еще один день прожит. Что живы. И что есть какая-никакая надежда.

Петр, привязанный к койке, тихо постанывал. Стоило его стонам превысить какой-то звуковой порог, как возник Кривуля и вмазал ему ногой в бок. Петр заскрипел зубами. Кривуля вмазал и с другой ноги.

Экзекуцию Виктор наблюдал затылком. Обездвиженный, как и Петр, он в таком положении мог лишь немного вращать головой. От нехватки свежей крови телесные ткани так затекли, что любое движение причиняло страдание.

Когда объявили отбой и отряд нестройно захрапел, Виктор натужил мышцы обеих рук, словно желая разорвать веревки, и почувствовал, что правая рука начала медленно подниматься, не встречая никаких препятствий. Фантомная рука двигалась во всех направлениях, прорезая даже спинку кровати. Виктор напрягся, пытаясь заставить пальцы фантомной конечности распутать узел или хотя бы ослабить путы. Но пальцы легко проходили сквозь веревки. Наблюдая за путешествием мягкой бескостной руки, Дорофеев на некоторое время забылся.

Очнулся от собственных стонов. Притушил звук, помня о том, что Кривуля сделал с Петром. Стал прислушиваться к новым сенсорным ощущениям. Его будто с ног до головы обклеили жгучими горчичниками, кожа зудела, по позвоночному столбу бегали наперегонки быстрые колючие ежики. Виктора стало бить в судорогах. Зубы стучали.

Виктор вспомнил о фантомной руке, но та пропала. Он скосил глаза вправо, потом влево – ее нигде не было видно. И тут кто-то невидимый стал сдирать скотч с его кожи. Вместе с кожными лоскутами мучитель захватывал и куски мяса. Виктор почувствовал на языке парной мясной вкус. Завыл, обкусывая губы. В подкорке носилась мысль, что он никогда больше не сможет играть на гитаре, но в таких обстоятельствах уж не до музыки – быть бы живу.

Следом за первым мучителем пришел другой, тоже невидимка, – и многочисленными щупальцами присосался к оголенным участкам. Чувствуя, что он весь опутан десятками склизких щупалец, по которым струится его жизненный сок, Дорофеев вновь отключился. Привиделась ему рука, неестественно длинная, многосуставная, она несколько раз обернулась вокруг его тела, накрепко спеленав. Виктор сделал попытку дотянуться до руки зубами. Но, как ни напрягал шею, максимум того, что ему удалось, – коснуться ее волосков вытянутой лодочкой верхней губой. От бессилия на него напала такая злость, что он стал оплевывать собственную руку. Он ворочал во рту сухим языком, набирал с десен немного слюны и выхаркивал. Плевки были жалкими, и это его еще больше злило. Наконец он проснулся, привлеченный чьим-то сбивчивым бормотанием. Прислушавшись, Виктор стал разбирать слова: «…Правой не загребай, левой не отставай, глаза от ветвей защищай… ночь пережди, снова иди, на солнце гляди… к озеру придешь, в воду войдешь, меня позовешь… рыбу лови, как в фонтане Треви, дальше живи, плавниками греби…»

Когда утром обоих развязали, они не сумели самостоятельно распрямить позвоночник – пришлось тащить в больничку. Виктора волокли скорченным, и на каждом повороте коридора он пытался рукой дотянуться до стены, но до стены дотягивалась только фантомная рука. Она вновь появилась и никак не хотела пропадать. Виктор чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но обошлось.

К вечеру политические кое-как оклемались. В больничке им выдали по две таблетки аспирина. Измерили давление. И на этом все. На последнюю поверку в отряд оба приковыляли на своих двоих. По дороге Петр прошептал:

– Надеюсь, все худшее позади.

– Не-а, Питер, – откликнулся Виктор. – Ты разве не понял? Худшее только начинается.

У Петра хватило сил повернуться к товарищу удивленным лицом.

– Эта гадина с нас не слезет, пока не раздавит. И отряд будет ему помогать. Потому что только так здесь можно обезопасить себя. Пребывать в стане большинства – это ж для человека такая манкая штука.

– Но ведь это не из-за ягод…

– Да с ягодами было все окей. Не в них дело.

Когда они вошли в помещение, отряд уже стоял полукругом, внимая паточным речам Волчка.

– А вот и наши болезные…

Виктор с Петром нашли свое место в человеческой дуге. Стояли и втыкали взгляды в деревянный пол.

Волчок привстал, вознес руки к потолку. Прочистил кхеком горло.

– Спаси, Господи, и помилуй рабов твоих словесами божественного Евангелия, и да вселится в них благодать твоя, опаляющая, освящающая всякого человека во имя Отца и Сына и Святого Духа.