Сергей Герман - Стукач

Все они признавали только один вид самоутверждения – конфронтацию.

Именно поэтому место моего рождения вместо посёлка городского типа можно было назвать посёлком лагерного типа.

Детство было самым обычным для любого посёлкового пацана. Первые польские джинсы я получил в семнадцать лет. Первый сексуальный опыт в шестнадцать.

Своих дедушек и бабушек я никогда не видел. Они погибли задолго до моего рождения. Во время войны. Но не на фронте. И не в армии. Это была трудармия, которая была хуже тюрьмы. Если в тюрьму отправляли за преступление и по одиночке, то в трудовые колонны без исключения весь «провинившийся» народ. Весь! Без всяких скидок на партийность, гениальность, прошлые заслуги.

Это были точно такие же советские граждане, но этнически родственные тем, кто воевал с СССР – немцам, финнам, румынам, венграм, болгарам и прочим.

Ну а поскольку Советский Союз воевал почти всегда, то и недостатка в подозреваемых никогда не было.

В отличие от остальных репрессированных народов, потенциальное предательство советских немцев разоблачили раньше других и уже с конца 1941 – начала 1942 гг их колонны покорно потянулись на лесоповал и в забои шахт под лай овчарок и мат вооружённого конвоя.

В 1948 году советская власть решила добить всех советских немцев и одним указом приговорила их к ссылке навечно.

У меня дома хранятся копии дел моих родных тёток – Анны, Марии, Эрны, с их расписками о том, что они предупреждены о 20-и летней каторге, если убегут, улетят, уползут из своей тюрьмы. Самой старшей было тогда чуть больше двадцати. Младшей-шестнадцать.

Мама и папа так и не смогли получить никакого образования. Сиротство, интернат, ФЗУ. Потом тяжёлая работа на стройке отец- плотник, мама- штукатур.

И они вкалывали! Верили, что всё забудется и мы станем такими же как все! Полноценными гражданами своей страны.

Первую рюмку за праздничным столом всегда поднимали за то, чтобы не было войны!

Лучшими праздниками были те, что в ноябре и мае. Их ждали, как сейчас ждут Новый год!

Только уже став седым, я понял, как любил их в детстве. И сколько я недодал им тепла!

Несмотря на свою национальность ни папа, ни мама не говорили на немецком.

Откуда им было его знать и где на нём они могли говорить, если за любое слово на «фашистском» языке воспитатели в интернате били кулаками и лишали пайки.

Я знал, что я немец, однако был уверен, что все немцы живущие в Германии фашисты, которые убили миллионы советских людей и учить «фашистский язык» не рвался.

Нельзя сказать, что родители меня очень баловали или изводили нравоучениями. Они не проводили со мной все свободное время, не развлекали, не разговаривали по душам, не учили жить по заветам великого Ленина. Так было почти во всех семьях «работяг» нашего посёлка.

По моим наблюдениям, самое лучшее воспитание получают в тех семьях, где есть лёгкая небрежность в воспитании. Когда никто из под палки не заставляет пиликать на скрипке и не предрекает будущее нобелевского лауреата, а вместо этого дают возможность принимать самостоятельные решения и набивать шишки на собственных ошибках.

В воспитании подрастающего поколения нашего посёлка большую роль играла улица.

Она жила по понятиям. Все знали, что стучать, крысятничать и бить толпой одного это западло. Что слова «педераст» или козёл это страшное оскорбление, услышав которое в свой адрес надо убивать того, кто это сказал. Что нельзя задирать пацана, если он провожает девчонку. Нельзя косить от армии, плакать и бояться боли.

Шпана разговаривала на смеси обычных слов и блатной фени. Именно эти интонации я слышу теперь, когда нынешний президент России выступает с экрана телевизора.

Лагерную феню в посёлке знали все. Безрукие и безногие фронтовики, ветераны войск ОГПУ- НКВД – МВД и пенсионеры союзного значения.

Даже домохозяйки и поселковые собаки, крутящиеся у пивных точек и винных магазинов, понимали, о чём говорят субъекты с лагерными манерами и приблатненной речью.

Поселковые пацаны начинали курить с десяти лет, пить вино с двенадцати. С четырнадцати носили ножи и самодельные «мелкашечные» пистолеты. Шпану сажали. Но её ряды не редели. На смену мотающим срок, приходили их младшие братья.

Незначительный процент составляла поселковая интеллигенция – учителя, врачи, работники местного РОВД, секретарши суда. Это была местная аристократия.

Я рос вполне обычным молодым человеком. Не хорошим и не плохим. В меру выпивал. Периодически хулиганил, дрался и часто огорчал родителей. А ещё я обладал авантюрным характером и очень любил читать. Набор таких черт характера часто приводит к тюрьме. Я же попал в армию.