Ирвин Уэлш - Дерьмо

— НУ ТАК ЗАДУШИ МЕНЯ НА ХУЙ! — ору я, задыхаясь и продолжая гонку, и в конце концов хватаю свой собственный ремень и отключаю газ себе, чтобы попасть туда, но она дергает тоже, и мне уже не хочется ничего, как только продолжать, усиливать давление, и она видит это в моих глазах, а я вижу в ее панику и добавляю, добавляю, добавляю…

Все. Отпускаю ремень, и она стягивает с шеи свой. Я вижу отметину на ее коже, вижу лопнувшие сосуды на веках. Она пытается вдохнуть, наполнить сухие, омертвелые легкие воздухом; она плачет и смеется. Ей это нравится, нравится все, до последней капли и последней секунды. Так высоко она еще не взлетала, но и так далеко, как тот парень, не зашла. Он зашел слишком далеко, за горизонт. Я не смог его вернуть, как ни старался.

И как оно там?

Наше дыхание постепенно приходит в норму, мы ненадолго засыпаем. Проснувшись, я ощущаю в себе непреодолимое желание быть жестоким, которое, если не удовлетворить его вербально, приведет к тому, что я просто сломаю этой сучке челюсть.

— Ты корова, — холодно заявляю я, садясь и закуривая ее сигарету. — Ты корова, потому что я ебал тебя, потому что мы перекрывали друг другу кислород и потому что ты жена моего товарища. Знаешь, как это по-моему называется? Корова. К-О-Р-О-В-А.

Я произношу слово по буквам.

Она смотрит на меня умоляющими глазами, будто раненый олень, но меня этим не проймешь.

— Не говори так… почему ты… такой… почему…

Почему? Потому что пришло время игры.

— Знаешь, почему ты корова? Знаешь почему? Потому что ты впускаешь нас сюда… — я показываю на черный кустик, — и сюда, — показываю на ее пустую голову, — и сюда, — показываю ей на грудь, — потому что это любовь. То, что было сейчас, это ерунда, игра. — Я качаю головой. — Небольшая проверочка, тест, и ты его не прошла. Провалила. По всем статьям…

Я беру прядь ее замасленных соломенных волос.

Рот у нее растягивается вширь, и лицо как будто распухает, раздувается.

— Если ты так говоришь, — кричит она, — то как же мы будем дальше?

— Я хочу сказать, что тебе надо идти и хорошенько подумать о своих истинных чувствах. В противном случае… Буду откровенен, в этом ни хрена никакого смысла. Правила везде одинаковы. Ты сделаешь это, Крисси? Сделаешь это для меня? Потому что я не могу прочистить тебе голову. Только ты можешь сделать это, слушая, что говорит твое сердце. Хочешь просто потрахаться, — я похлопываю ладонью по ее животу, — нет проблем. Приходи — за мной не заржавеет. Но для меня в этом есть что-то низкое, что-то грязное, потому что я чувствую, что мы способны на большее.

— Я просто запуталась… ты меня запутал… — бормочет она.

Я медленно и печально качаю головой.

— Мы все запутались. А сейчас, я думаю, тебе надо уйти.

— Я хочу остаться с тобой, Брюс. Нам нужно поговорить!

Я решительно качаю головой. У меня другие планы: поход в клуб. Выпить пивка для расслабления, отдохнуть по-человечески. Пообщаться в цивилизованных рамках.

— Крисси, я сегодня работаю. Ночная смена. Я расследую убийство. У-Б-И-Й-С-Т-В-О. Для меня это серьезное дело. — Вижу, она ни хрена не понимает. Похоже, монетка не проскочила. — СЕРЬЕЗНОЕ. А это означает, что мне надо шевелиться. Не просиживать задницу на диване. РАБОТАТЬ. Вот так-то.

Сучка начинае ( 0000000000000000 )лью отведать рыбного супчика из свежи ( 0000 есть 0000 есть 000 )пока ее нет.

Отправляюсь в «Де ( 000 есть 000 есть 000 )набираю на тарелку целую гору ( 00 есть 000 есть 000 )с золотистой корочкой, слегка под ( 000 да 00000 да 0000 )нежным белым мясом под острым соусо ( 000000 0000000000 )запретил врач, этот мудак Росси, питающий глубокое отвращение к жареному. Пора запить все доброй пинтой пива. Иду в «Ройял Скот», заказываю пинту, потом вызываю такси, чтобы ехать в клуб. Когда появится закон, запрещающий все это, вот тогда мы и поймем, что цивилизации пришел пиздец.

Мне нравится выходить из дому, гулять, бывать на людях. Я совсем не против того, чтобы посидеть с мамой, но иногда она бывает уж очень требовательной. Что ж, у каждого свой крест. Настоящая большая проблема в том, что мама так никогда и не приняла Брюса. Она временами такая странная. Может быть, не стоит так говорить о собственной матери, но что есть, то есть. Мне не по душе жить здесь, но от этого наше предстоящее воссоединение с Брюсом кажется только еще более волнующим.