Ирвин Уэлш - Дерьмо

— Это же брэнд, лак для волос, — говорю я.

На сей раз никто не смеется, и я чувствую себя в изоляции.

По крайней мере птичка, похоже, огорчается, а мне только того и надо. Она смотрит прямо на меня и спрашивает:

— А что термин «расизм» означает для вас… — ее взгляд перемещается на бирку с моим именем, — Брюс?

— Для меня он не означает ничего. Я ко всем отношусь одинаково.

Бэйн выдвигает вперед подбородок и демонстративно хлопает в ладоши.

— Что ж, весьма похвально, — чирикает птичка, — но разве вы не замечаете расизма в других?

— Нет. Это их взгляд на мир. Человек должен нести ответственность за свое поведение, а не за поведение других, — отвечаю я.

Получилось хорошо. Эти дуры говорят на своем особом, обезличенном языке, и мне почти удалось попасть в струю. К тому же, похоже, Сунь как-ее-там и сама так считает.

И тут выскакивает Аманда Драммонд.

— Но ведь мы играем определенную социальную роль, и в этой роли, роли служителей правопорядка, обязаны принимать на себя ответственность за проблемы общества. Я бы сказала, что это не требует доказательств.

Вот же дура. И это точно не требует доказательств.

— Я выражал свою личную точку зрения. Мне казалось, вы это хотели услышать. На установочном инструктаже сказали, что мы должны реагировать как личности и не прятаться за профессиональными ролями. Разумеется, как служитель правопорядка я согласен с тем, что на нас ложится и дополнительная ответственность.

Желторожая явно смущена моим заявлением и уходит от ответа. Стандартная тактика, к которой так часто прибегают преступники. И это полиция? Ха!

— Хорошо сказано, Брюс, — покровительственно замечает она. — Кто желает добавить?

— Самая большая проблема, — начинает Гас, — и я знаю, что вам не понравится то, что я скажу, но это необходимо сказать — состоит в том, что именно черные совершают большую часть преступлений. — Он поворачивается ко мне. — Ты работал в Лондоне, Роббо. Скажи им.

— Я могу говорить только о том времени, когда я сам работал в Страуде, — с бесстрастным видом отвечаю я и смотрю на Леннокса.

Его лицо ничего не выражает, но в глазах напряжение. Держу пари, парень уже нанюхался. Ставлю четыре против одного.

— А что Страуд-Грин? — настораживается китаеза.

— Я считаю неуместным обсуждать отдельные проблемы того или иного конкретного района, — резко заявляю я.

— Хорошо, — нерешительно говорит она.

Дамочку щелкнули по носу, и ей это не понравилось. Хотя истинная проблема в общем-то не в этом. Если мы будем молчать, эти сучки не постесняются заполнить пробелы своей дерьмовой трескотней. Итак, мы слушаем нудную лекцию, ждем перерыва на кофе и потихоньку дремлем, притулившись к теплым батареям.

Наконец объявляют перерыв, однако к кофе дают только какое-то сраное печенье. Обычно я беру булочку в столовой или что-нибудь у Кроуфорда, но на сей раз все забыто и заброшено в суете дурацкого курса любви к черному брату. Им нет никакого дела до других, они озабочены только собственными проблемами. Беру кофе и отхожу к Клеллу. Намеренно держусь подальше от Гаса. Неплохой парень, но у него что на уме, то и на языке. Ему не хватает осторожности, осмотрительности, а эти сучки только того и ждут. Вот Леннокс, тот понимает что к чему. Зато слишком пронырлив.

Наш юный мистер Леннокс далеко пойдет, это уж как пить дать.

Мы стоим втроем — я, Клелл и Гиллман, — и тут к нам присоединяется эта пташка с американским акцентом. Наверно, ходила в крутые школы. В разных странах. Ненавижу этих привилегированных ублюдков. Все остальные для них пустое место, если ты им и нужен, то лишь для того, чтобы подтирать за ними их же дерьмо, и чаще всего они правы. Одного они не знают: ты всегда крадешься в темноте. Возможность нанести удар, вероятно, и не представится, но ты всегда там, всегда наготове. На всякий случай.

Рот у чертовой суки не закрывается, она треплется и треплется. Стандартная тактика: хочет расположить нас к себе, разговорить, заставить открыться. Но мы держимся твердо. Клелл, правда, еще отвечает, говоря то, что она хочет услышать, но воли языку не дает, побаивается. При этом он вызывающе поглядывает на нас с Гасом. Когда имеешь дело с такими вот сучками, то лучше всего прикинуться деревом. Самые умные из уголовников хорошо это знают: просто посылают всех и рот на замок. В общем, она трещит, а я киваю, глядя ей в глаза и наблюдая за тем, как шевелятся ее губы, и постепенно начинаю думать о том, что у нее под юбкой. Ничего такого в ней нет, но тело аккуратное. Задница фигуристая, с выгибом. У меня свой девиз: не смотри на каминную полку, когда ворочаешь уголья. И, скажу откровенно, он не раз служил мне верную службу. Правила везде одни и те же.