Илья Зыченко - Бархоппинг

На ещё одном столике стоял стакан, я взял и понюхал – пахло анисом, быстро выпил. Ракы противная, когда теплая.

Мой брат – монумент, подставляется вспышкам, лениво дышащий. Он противен, он всегда меня обижает,.. и её обижает – я слышал, у него были другие женщины, – зачем!?!

Зачем, если ты вышел из пещеры и увидел рассвет, возвращаться в теплый, уютный мрак? А вдруг – и мысль это сделала больно груди – и она такая же? Не зря ведь у неё нет фаты… Я слышал, бабушки обсуждали это: времена не те, и … поддалась бесчестию, и источники пересохли, и так далее.

Донеслись крики и всплески – наверное, кого-нибудь кинули в бассейн. Как-то и брат меня так кинул. Все смеялись. Кроме неё. Хотя, может мне так показалось, я сразу убежал. Стало трудно дышать от обиды.

Я пошатался и допил еще остатки со столиков. Становилось темнее и вокруг зажглись факелы, от которых иногда приносило тепло, и я встал рядом с одним. Смотрел на проплывающие прямо у отеля экскурсионные паромчики, с которых сыпались искры вспышек и крики одобрения. С нашей стороны им отвечали, с каждым следующим кораблём криков становилось всё меньше, и мне стало обидно за новых туристов: с ними не хотели делиться праздником. Я уже собрался кричать сам, но в одиночку кричать было стыдно.

– Скоро будет фейерверк.

Я обернулся и увидел невесту. Она была настоящая.

– Он будет с воды, специально для нас.

Я молчал.

– Тебе не холодно? – она наклонилась ко мне и положила руку на плечо.

– А тебе? – только и смог я выдавить, глядя на её открытую шею и грудь.

– Не чувствую, изнутри вся горю, кажется, могу прыгнуть в пролив и переплыть его.

– Это, наверное, счастье. – с печалью сказал я. Она ничего не ответила, только встала рядом и обняла меня за шею. Я обнял её в ответ за талию, но получилось, что обнял её попу.

Чуть позже я напомнил ей, что это я видел дельфинов. Она сказала, что это добрый знак, но и без знаков она знает, что всё будет хорошо. Но всё же здорово, что я их увидел, и в награду она поцелует меня. В щеку. Мне стало неловко.

– Ты что, пил? – удивлённо спросила она после поцелуя. Потом сказала, что сегодня можно, в честь праздника, но впредь она будет присматривать за мной, ведь я теперь и её брат тоже, и мы одна Семья. Я молчал, а она сказала, чтобы я шел вместе с ней к остальным, но я попросился ещё немного постоять.

Потом был фейерверк. И он был как будто двойной, потому что взрывы отражались в воде. И я был заворожен, мне кажется, никто больше и не смотрел, и все огни и цвета были только для меня: красный, зелёный, белый, желтый яркий, желтый кремовый, желтый как птенец, розовый, фиолетовый, красный, синий, голубой. И теперь весь мир превратился во взрывы и хлопки, и не было больше ничего. Это было самое красивое, что я видел, и когда ночь вернулась, я опять почувствовал боль и заплакал.

К стенке подплыл дельфин и позвал меня. Нерешительно, но всё-таки, я перелез через маленький стеклянный заборчик и по ступеням спустился к самой воде. Он подплыл прямо ко мне, и я смог его потрогать, даже засунуть палец в дырку сверху… А он громко звал меня с собой, но подсвеченные воды были настолько грязные и мерзкие, кишащие медузами и мазутными пятнами, что мне стало тошно смотреть на это, и, хоть я знал, что дельфин принесет меня в волшебное место, я не посмел даже представить, что можно спуститься в эту грязь. Дельфин беспокоился и метался всё больше, он стал кричать на меня, я сказал, что у него слишком противно, а он взял и плавником окатил меня этой водой. Меня стошнило, и я закричал. Дельфин посмотрел на меня укоризненно и уплыл.

Когда я лежал в больнице, я узнал, что все на меня очень сердятся. Даже мама, которая ухаживала за мной, иногда сетовала на то, что я испортил всем праздник. Брат вообще меня ненавидел. Из-за меня они не поехали в свадебное путешествие по островам, потому что это было бы «некрасиво с их стороны». Все считали, что я напился и упал в Босфор, про подлого дельфина никто не верил. А потом пришла она. Я притворялся спящим, чтобы не смотреть на неё, мне было стыдно. Но она говорила со мной… и жаловалась, что мой брат оказался очень жестоким и даже злым, и она не знала такие его черты. А я хотел сказать, что возможно дельфины и не хороший знак, а плохой… Но вспомнил, что изображаю мёртвого, и промолчал.

Доктор Стрэнж, или как я перестал бояться писать и полюбил самолеты

Облачность тяжелая, но это не страшно. Вернее, страшно, но только при взлете – будет трясти, пока набираем высоту. Еще и ветер… Хорошо, что летим в Москву, много деловых людей, а то когда рейс на море – обязательно куча детей, которая своим ором нагоняет еще больше страху. Да, я боюсь летать на самолете, если было бы можно, я орал бы как умалишенный. Но я молчал. Да и чего нервничать-то? Мы еще на земле, во-первых, а во-вторых, вероятность умереть один к пяти миллионам. Почему у них закрыта шторка иллюминатора? Не знают, что надо держать все открытым, вот сейчас стюардесса им скажет.