Мири Литвак - Любовь Онегина к бабушке Кларе

«Я дам ему померить твои, – обратилась мама к папе, – как будто они тебе уже не годны, и если они ему подойдут, купим тебе новые…»

«Нет, как же! – Папа был недоволен. – Ты всё хочешь отдать своим родственникам!» Папа забыл, что Гарик совсем даже не родственник, а только дедушкин и бабушкин друг. «Я люблю мои сандалии! – провозгласил папа. – Я не хочу новых! Купи ему новые, если тебе так хочется, я не против, но оставь мои сандалии в покое!»

Мама вздохнула, но не успела ответить, потому что тут дядя Гарик вышел из ванной в новых плавках. Было видно, как мышцы его ног двигались и играли при каждом шаге.

Плавки были тёмно-синие. Такой цвет, без рисунка и орнамента, был в самый раз, потому что в России мужчины тоже не любят носить разноцветную и яркую одежду, считая её слишком женственной.

По дороге в Ашдод дядя Гарик рассказал мне, что он любит плавать и нырять, что у него была лодка, которую он построил сам, и серфер. Я спросил у него, почему он не привёз свой серфер с собой в Израиль, если он так его любил. Но дядя Гарик только рассмеялся. Кроме того, я не понял, как можно ходить на серфере в России, ведь там нет моря! Но дядя Гарик объяснил мне, что в России есть большие и широкие реки, что они почти как море – противоположный берег даже не видно.

Когда мы проходили пункт аренды оборудования для ныряния, Гарик замедлил шаг. Он шёл, повернув голову назад, будто что-то упустил. Мама сейчас же сообразила и произнесла ясно и безапелляционно, что серфер на море – дело опасное, особенно для тех, кто не привык. «Тут тебе не Чёрное море, – заявила она, – наше Средиземное – непредсказуемо, и волны в нем высокие, – произнесла она, не обращаясь ни к кому конкретно. – Вот нырять – это другое дело, – сменив тон, продолжала мама. – Кто нырять умеет – это везде одно и то же».

Мама указала рукой на станцию. «Бобик пойдёт с тобой», – без колебаний добавила она. Мама достала из кошелька купюру и быстрым и решительным жестом протянула мне. «Не беспокойся, это недорого стоит», – бросила она в сторону дяди Гарика и подтолкнула меня тихонько в спину, чтобы я пошёл первым.

Я ещё не умею нырять, но, когда мама возвращается с ныряния, она со всеми приветлива, у неё замечательное настроение и от неё исходит солёный и свежий запах моря. Мама в восторге от рыбок и от растительности в воде, один раз даже привезла фотографии, которые кто-то снимал под водой. На снимках рыбы устроили вечеринку. Они водили хороводы, весёлые и жизнерадостные, а их плавники беззаботно развевались в воде, как разноцветные бальные платья.

Дядя Гарик коротко кивнул. Он не терял времени. «Так ты идёшь со мной?» – он тут же обратился ко мне, будто ища поддержки, и я подумал, что он, наверное, не уверен, что разберётся там на иврите с ребятами на станции. «Я недолго», – добавил он.

«Да, конечно», – ответил я. Мне тоже хотелось поддержать дядю Гарика. Кроме того, я люблю море, а остальное мне не важно. Я плаваю и плещусь в воде. Солнечные лучи преломляются в волнах так, что пена становится белой-белой. Волны брызжут и играют со мной: они подбираются к берегу и тут же убегают, их и не поймаешь.

Парни, которые работали на станции ныряния, были не израильтянами и даже не говорили на иврите. Судя по цвету волос, они приехали из Скандинавии или из Шотландии. Они были молодыми, стройными, с красивой осанкой, и сразу бросалась в глаза гибкость и выносливость их тел. Загар у них был такой, каким израильтяне не загорают: загар светлой белёсой кожи, которая сначала розовеет, краснеет на солнце, потом становится бордовой и только потом принимает бархатный коричневый оттенок. Их волосы побелели настолько, что были похожи на люффу, которую папа покупает на рынке в качестве мочалки для душа.

«Спортивные ребята!» – произнёс дядя Гарик восхищённо. Он тоже заметил, но цвет загара он различить не мог – он ещё слишком мало времени в Израиле.

Парень у стойки с оборудованием обратился к Гарику по-английски, и Гарик посмотрел на меня. Но я тоже не понял, из-за акцента. Однако не это было важно. Парень повернулся к нам спиной, чтобы взять ласты, которые лежали за ним, и повернул к Гарику голову. Он посмотрел вниз, Гарику на ноги, и произнёс по-английски почти про себя: «Тридцать девять – сорок или сорок один – сорок два…» Гарик ничего не ответил, только посмотрел на свои ноги. Я тоже опустил глаза и увидел, что ступни у него маленькие, но словно выточенные из камня, жилистые и с выпуклыми мышцами.

Гарик не успел ничего сказать, как парень протянул ему небольшие ласты, которые, видимо, были предназначены для женщин. Он напоминал продавщицу в магазине, которая знает на глаз, какой размер брюк нужен покупателю.