Игорь Редин - Синий роман

В другой раз – дело было на Пасху – он, повстречав своего друга-мусульманина, предложил: "Давай, я скажу тебе: "Аллах, Акбар!", а ты мне ответишь: "Во истину: Акбар!".

Но это ещё не всё. Дядя Миша – коллекционер. У него имеется огромная коллекция джазового винила, не менее джазовых галстуков. Но самая интересная его коллекция – лет на двадцать пять – это собрание охотничьих, военных и просто откровенно бандитских ножей.

Но и это ещё не всё. У дяди Миши есть мечта. Он мечтает открыть частный концентрационный лагерь. Мест на четыреста. Не больше. Тут всё дело в качестве. И, похоже, его не смущает даже тот факт, что содержание санатория подобного рода ничего, кроме убытков, принести не может. Я почему-то очень сильно сомневаюсь в том, что клиенты станут платить за услуги крематория частного концлагеря вообще, и из собственного кармана – в частности.

Вот такой он. Дядя Миша. И сейчас к нему на сцену, во время попытки донести продукт рок-н-ролла до раскрытых ртов благодарных слушателей, выделывая пьяные пируэты, но, стараясь выглядеть трезвым, пытался забраться господин с солнечной фамилией Балкон для дружеского рукопожатия. Но руки у дяди Миши заняты палочками. И ладно бы японо-китайскими, которые те используют вместо вилок (их в любой момент можно отложить, если только вы не заняты поглощением мяса тихоокеанского омара, приправленного соусом из малиново-брусничного варенья с горчицей и хреном), так нет же. В руках дяди Миши находятся барабанные палочки, с помощью которых он извлекает из барабанов достаточно обширный спектр звуков, необходимый для полноценного звучания. И поэтому, в ответ на протянутую Володей руку, он лишь виновато улыбается и что-то говорит о том, что сейчас не время и, мол, пускай тот подойдёт чуть-чуть попозже или немного подождёт. Одним словом извиняется, но пьяный Вова не слышит извинений. Он вообще ничего не слышит, кроме громовых раскатов рок-н-ролла, а посему, хотя нет, вовсе не поэтому, а просто, оттого что он пьян, как свинтус невменяемый и его душа требует продолжения банкета, он направляется к стойке бара…

После третьего полтинника конины до его чуткого, но, в силу известных обстоятельств, слегка притупившегося слуха, вдруг, ни с того ни с сего, словно снег на голову, свалилась девочка из Ипанимы. Он почти физически ощущал лёгкий бриз её желания, звоном серебряной монеты едва коснувшийся его сознания и тут же улетевший в ослепительную глубину голубой босса новы неба для того, чтобы вернуться к нему вновь. Вернувшийся звон серебра обрёл очертания голоса Кати. Она пела “The girl from Ipanema”, а мысли Володи были уже далеко. Там, где всегда тепло, и где даже мягкий климат Ялты покажется неискушённому и загорелому сукиному сыну пляжа (son of beach) холодом морозильной камеры его домашнего холодильника. Какой смысл сравнивать Ялту с Сибирью, если он там всё равно не был? Лето радовалось всякий раз, когда какой-нибудь сорванец, дарующий волнам свои следы, беспечно оставленные на песке, находил огромную морскую раковину, и, прижав её к уху, слушал песни моря. Песни лета. В них звучит утекающий шёпот белых скал и надрывный крик песка, непостоянство небес и высокая бирюза волны, лунная чернь ночи и магическая реальность солнца…

…оно, щекоча чувствительную ноздрю Балкона, остальным просто мило улыбалось. Потягиваясь в его лучах, нежилась и купалась кошка. Именно она была истинной хозяйкой ресторана, а не тот толстый дядька с лощёной, гладко выбритой мордой, которая, казалось, вот-вот треснет от обилия употребляемой в неё пищи и водки. Он пил исключительно водку, хотя, на самом деле, это она пила его.

Пила пела и пила опустошённые, опустившиеся на пол, опилки. Она, а не солнце, разбудила Балкона. Он с трудом поднял отягощённую свинцом вчерашних возлияний, голову с новенькой жовто-блакитной кожи стола и огляделся. Ресторан. Пустота. Она не только в помещении, но и в душе. В голове присутствует скорбь и тяжесть всех миров. Пятьдесят тон на один квадратный сантиметр. Ненавижу!!! Наверное, о нём забыли.

Стол. Бокал! Коньяк!!! Почему бы и нет. Если предлагают. Проходившей мимо него кошке он выдал народную мудрость о том, что больше всего в этой жизни ненавидит расистов и негров. Животное, не останавливаясь, не осуждая, но с каким-то ленивым удивлением посмотрело на него. Он воспринял её поведение, как одобрение своего миролюбивого мировоззрения и выпил. После чего вновь погрузился в царство беспокойного сна.

Проснулся он под вечер и с радостью обнаружил, что является помехой в подготовке места для праздничного стола. Сегодня у Пашиной жены праздник.