Лолита Милаш - Тёмный голос

И вот, я на самом верху, жадно вдыхаю лесной воздух. Он пропитан фитонцидами, дышать легко и приятно. От физических нагрузок, кровь быстро бежит, я ощущаю её движение, она словно горный ручей. Мне хорошо. Боль и недомогания, отступили. Ирония судьбы: вместо того, чтобы гробить себя – оздоровила. Появившаяся энергия позволит идти долго, пока не встречу смерть. Пусть острыми зубами разорвет мне живот, пусть когтями исцарапает шею…

Все дальше и дальше в самую чащу к бурелому. Желание смерти навязчиво и я искала его среди сосен и берёз. «Меня растерзает дикий зверь!», – шептала себе. Ветки больно хлестали по лицу, идти было сложно, но я, продолжала искать красную пасть смерти. Сколько я шла? Не знаю! Только ноги гудели, во рту пересохло, я даже вспомнила о бутерброде, что лежал в сумке. Свалившись под деревом, уставилась на редеющие стволы. Интуиция подсказывала впереди поле.

Кусты несмело шевелились, я бросила на них взгляд. Может это змея? Ядовитая? Было бы хорошо!

Я прикрыла глаза, приготовилась встретить кончину. Что-то горячее и мокрое несмело коснулось руки. Это не было похоже на ледяную кожу рептилий. Мне пришлось открыть глаза. Маленький, безродный щенок, радостно взвизгнул. Зрелище было забавным, он пытался вилять хвостом, но вместо этого ходуном ходило все тело. Он припадал к земле возбуждённо рыл лапками и радостно лаял. Я поманила, он охотно подошёл, подсунул круглую голову под ладонь. Я гладила жёсткую, горячую шерсть, а он преданно смотрел в глаза, изредка закрывая их, наслаждаясь почесыванием за ухом.

Я поделилась бутербродом с моим новым другом. Он проглотил не жуя.

– Откуда ты? – спросила у дворняги.

Удивительно, но он понял меня. Весело бросился к собачьей тропе, постоянно оборачивался и звонким лаем приглашал за собой. Преодолев кусты дикой малины, щенок вывел меня к такому же дачному поселку, как «Птички». Немного покрутившись рядом, побежал на звуки знакомого лая. Где-то там за высоким забором была его семья. Юркнув в ели заметный подкоп, он навсегда исчез.

Отыскать платформу, не составило труда. К ней привела единственная гравийная дорога, пересекающая дачный поселок.

Уже в дизеле, я смотрела на бескрайние леса, они прячут маленькие дачи, в которых копошатся садовники. Где-то там живёт веселый щенок. Именно там, среди непроходных лесов, я искала смерть. Если в конце февраля будут сильные морозы, я могу сюда приехать, зайти в самую чащу и замёрзнуть, припасть к матери-земле, обнять ее, рассказать, о своей любви, а после слушать длинную песнь метели. И если повезёт, белое пушистое одеяло прикроет меня, спрячет от этого мира. Я усну и больше никогда не проснусь. Потом настанет весна и тело сослужит добрую службу, оно насытит голодных зверей. Благодаря ему, кто-то выживет, накормит своих детей. Косточки растянуться по лесу. Моя душа будет бегать, едва касаясь мягкого, сочного мха, стрясая колосья дерезы. Жёлтые споры дуновением ветра поднимутся вверх, прозрачной пеленой обрамляя моё невидимое тело. Вместе с ветром, я буду взмывать от влажных ложбин к верхушкам сосен, а оттуда падать, вниз рассыпаясь утренней росой по лесным травам. Я стану душой этого места.

Мать ушла в отпуск, потом на больничный. Болезнь была в самом разгаре. Она больше не могла скрывать её, медленно угасая: дни напролет проводила в постели, изнемогая от сильного кашля и насморка. Мать не покидала дом, за исключением поездок к знахарям. Её фанатичная вера в силу икон, молитв, ритуалов и настоев была непоколебима.

Дни тогда стояли осенние, дождливые. Вода мешалась с листвой, и казалось, что водяной поток никогда не прекратится.

Едва чистое небо показалось на горизонте, бабушка отправила меня в магазин. Я не спешила, а вернувшись, обнаружила, что наш маленький дом набит людьми – мамиными коллегами. Я прекрасно их знала, проведя не одно лето рядом. Они были серьезными. Даже вечно весёлая тётя Люба подозрительно моргала глазами. Они побыли недолго, распрощались и уехали. Спустя время я узнала: они насильно осмотрели её. Будучи медиками, они прекрасно понимали – ей оставалось недолго. Ближе к Новому году мать плотно сидела на анальгетиках – без них на неё было страшно смотреть. Она двигалась все меньше и меньше. Единственным неизменным ритуалом были поездки к народным целителям. Одна из них слёзно просила: «Не привозите её! Я не могу помочь!». Даже у шарлатанов, оказывается, есть совесть! Только моя мать не понимала, что ей требовалось совершенно другое лечение, а не магическое махание руками.