Эдуард Беспяткин - Малиновый звон

– Здравствуй, здравствуй, батенька! – повернулось ко мне с детства знакомое, приветливое лицо Ильича, предварительно блеснув мудрой лысиной.

Бородатые создатели «Капитала» закивали мне с истинно материалистическим достоинством.

– Я хотел бы сказать вам спасибо! За СССР! – продолжил я.

– А ты бы представился, товарищ, – перебил меня Владимир Ильич.

– Я – Беспяткин!

– Крайне интересно. И как вам СССР?

– Перманентно…

Ох, как они смеялись. Это был смех богов. Бытиё и сознание. Нормализация перистальтики кишечника. Я был смущен. Нет, не тем, что ляпнул дурацкое слово, а тем, что не вложил в него социальную значимость и торжественность.

– Ты, наверное, комсомолец? – спросил меня дедушка Ленин.

– Да, я комсомолец. Только взносов не плачу, потому что у нас нет комсомола.

– Взносы платить надо. А комсомол у вас ещё будет.

– А когда?

– А скоро.

– И революция?

– И революция. Но отнюдь не перманентная.

И тут вожди опять принялись хохотать праведным коммунистическим смехом. Я стоял в прежнем смущении, и понимал, что они-то как раз пьют щербет.

– Присаживайся к нам, комсомолец, – предложил мне Ленин.

– Спасибо.

Я присел на край стула и молча смотрел на великие лица.

– Выпей-ка щербетика, комсомолец.

– Простите, я со своей водкой, – сказал я и достал бутылку.

Вот тут-то крайне удивились они. И перестали улыбаться. Карл Маркс, вдруг, с чистым среднерусским акцентом, спросил:

– Водка «кристалловская» или «елецкая»?

– Елецкая.

– Весь щербет за бутылку, – тихо сказал Энгельс и конспиративно оглянулся.

– Да какой щербет! Готовьте стаканы, я ещё принесу.

Я так обрадовался, что символы эпох заинтересованы во мне. И, пожалуй, больше, чем я в них. И хоть у нас это была последняя водка, я принёс её, прихватив заодно Якина, Грохотова и Зуаба.

Мы пили с создателями коммунистической идеи на равных – и это был праздник души и сердца, бытия и сознания, единства и борьбы. Мы вели высокоинтеллектуальные беседы о немецкой философии и необходимости декретов. Было удивительно, что великие фантомы воспринимали водку также, как и живые люди. Но мне тотчас объяснили, что не все души одинаковы и если, к примеру, кого-то готовят обратно в физический мир, то и структура его информационного поля меняется чудным образом. Поэтому, мне было приятно общаться с грамотными возвращенцами в левое движение. И жалеть водку в данном случае – непростительное жлобство.

В процессе беседы я спросил у Владимира Ильича про Иосифа Виссарионовича, но не получил вообще никакого ответа. Видимо, тут была какая-то тайна, но какая? А ведь я о многом хотел поговорить с товарищем Сталиным, в особенности о том, как всё-таки прогнать капиталистических пидарасов и снова начать строить социализм. Это была тема моего вечера, которую прервал всё тот же хорошо поставленный голос с небес:

– Прошу внимания!

Перестали звенеть стаканы, прервались беседы, умолкло голодное чавканье.

Голос продолжал:

– Сейчас будут оглашены результаты соревнования за звание лучшей адской бригады, после чего в сосудах будет только щербет и перед вами выступят артисты.

Тут невидимый микрофон зафонил, засвистел и кто-то в небесных хлябях сказал душевно: «Блядь!». На трибуну опустилось густое серое облако. Раздался какой-то поспешный строительный шум и облако рассеялось.

На сцене расположилась всё та же инквизиторская четвёрка, но только Льва Толстого заменили хмурым прокуратором Понтием Пилатом. Он то и вышел к микрофону, держа в руках какой-то свиток. Развернув его, прокуратор Иудеи прокашлялся и сказал:

– От лица сильных мира сего, от администрации шестого отделения Ада, мне хотелось бы поздравить вас всех с окончанием очередной вечности и назвать тех, кто особо отличился на ниве исправления и самосовершенствования. Вы все грешны и грешны неистово. Но, тем не менее, все приходят к покаянию через труд и непротивление. Мне поручено объявить лучшую бригаду этой вечности. Это коллектив под руководством Николая Рыбникова!

И тут же раздался неистовый вой и крики проклятий. Где-то, наоборот, кричали: «Ура!!!». Короче, весьма противоречивая реакция была на нашу победу. Понтий Пилат поднял руку и наступила тишина.

– Орать будете потом. А пока я вас не лишил права на щербет, слушайте. В состав бригады Николая Рыбникова вошли: Владимир Маяковский, Сергей Есенин, Юрий Клинских, Сергей Боткин, Ярослав Гашек, Пауль Геббельс и находящиеся на принудительном исправлении Беспяткин, Якин и Грохотов. Трём последним даруется свобода и после праздника они будут переправлены в свою реальную жизнь. Остальных ждёт премия, переходящее чёрное знамя и тысячелетний отдых в райском саду по санаторно-лечебному типу.