Дмитрий Алпатов - Похождения в Советской армии, или ДМБ-92

Воскресенье считался днем отдыха. Офицеров в части практически не было, ответственный по роте после обеда пропадал. После присяги воскресенья вообще приобрели оттенок нормального выходного дня – пошли увольнения в город, самоволки (!!!), спортивные состязания и просто отдых.

В часть потянулись фотографы – заезжие мастера, приветствовалось такое время провождение, как просмотр видеофильмов за деньги – это давало возможность спать днем в казарме на стульях (или откинувшись на кровать), неслыханная роскошь! Было кино в клубе и прочие мелкие и незаметные на гражданке радости жизни. Все это, конечно, отменялось, если рота заступала в наряды по части или ты сам – в наряды по роте.

Сама наша часть, как я уже отмечал, представляла собой учебный полк авиационного обеспечения. Готовили специалистов по обслуживанию автомобильной техники, ранее такие соединения именовались «автобатами», а солдаты носили черные погоны – что было видно из образцово-показательных фотографий в ближайшем фотоателье. Лишь недавно часть была передана в ведение ПВО и получила так почитаемые мной голубые погоны.

Полк состоял из двух батальонов, которые, несмотря на постоянные причитания командира полковника Мефодия Матвеевича, никакой самостоятельности не имели и созданы были, вероятно, во имя образования соответствующих высоких должностей. Имя и отчество комполка врезалось в память как крайне примечательное, еще запомнилось, что на установленном в части памятнике – машине военного времени «полуторке» – были номерные знаки с его инициалами .

«Батальоны – самостоятельные боевые единицы», были абсолютно условными формированиями, командира батальона никто в лицо не знал, хотя его «штаб« располагался у нас в роте. Я его видел в деле единственный раз, когда он обмывал звание и еле держался за дверь крича: «Дежурный!» – то еще зрелище. Возможно в другом батальоне дело обстояло иным образом, но не думаю, по крайней мере смысла в этом точно бы не было.

В этом самом учебном полку было шесть учебных рот, в каждой более двухсот бойцов, разделенных в нашей роте на шесть взводов. В нашей роте командиром был капитан Маркин, получивший майора уже при нас и переведенный в Керчь с Амдермы, назидательно вещавший со знанием дела: «Лучше служить на северном берегу Черного моря, чем на южном – Белого». В принципе нормальный мужик, периодически закладывавший за воротник и любивший хождение строем с песней.

Замполит капитан Проноза – достаточно занудный тип, как вероятно и положено политруку, тощий как тростинка и сообщавший о своих подвигах при прохождении полосы препятствий как бы в оправдание своего худосочного телосложения. Позже я встречал в интернете его диссертацию по неуставным взаимоотношениям, то есть мужик он оказался интересный и неординарный, не исключено что по этой причине его отношения с прочими офицерами периодически искрили. Командиры взводов переносили его с трудом и он им отвечал тем же.

Командирами взводов были старшие лейтенанты – у нас старлей Самодуров, лет двадцати трех, чья фамилия, как мне казалось, отлично подходила к его поведению. Появился он в конце лета, после отпуска, службой особо, как и прочие командиры взводов, не злоупотреблял, но выделялся отъевшейся тушкой и показавшимся мне нагловато-быдловатым поведением. Вообще по моему мнению нам повезло, что основную часть его обязанностей выполнял наш замкомвзвода сержант Скороходов, москвич, отчисленный со второго или третьего курса МАИ, в котором столичное происхождение и отпечаток незаконченного высшего образования угадывались за версту.

Другие командиры взводов нас особо не касались, был Иван Силаев в третьем взводе с усами и, если я не ошибаюсь страстью к рыбной ловле (я точно помню как мы в его присутствии рассматривали на керченском пляже большую рыбу – ската и вроде как изловил его именно он его), молодой лейтенант после Суворовского училища с пришитым к кителю с обратной стороны суворовским алым погоном, с видом и замашками Павки Корчагина, часто проводивший нам политчасы, от которых Проноза судя по всему отлынивал по причине житейского опыта, природной хитрости и более высокого положения.

Позже прислали откуда-то с Дальнего Востока старшего прапорщика, показался он поначалу прямо-таки «отцом солдату», но впоследствии, когда его поставили на должность командира шестого взвода, данный образ был существенно поколеблен по причине его солдафонства. Ну и, конечно, упомянутый уже старшина роты – прапорщик, имени и фамилии которого я не запомнил, но его выступления с уничижительными выпадами в адрес вновь прибывших воинов перед строем в первые недели службы, когда почти все офицеры загорали в отпусках, навсегда врезались мне в помять.