Андрей Бехтерев - Смерть 2

– И чем все это заканчивается? – спросил Федор.

– Понятия не имею. Это тоже в своем роде бесконечный процесс. Жизнь такого человека бесконечна, потому что никому не интересно, чем она закончится. Лучше ответь на вопрос?

– Давай.

– Знаешь, как на этой схеме выглядит Бог? – Эдик ткнул на листок бумаги. На листке была нарисована линия и окружность.

– Как? – спросил Федор.

– Ты хоть подумай.

– Не хочу. Говори так.

– Бог – это финиш, – сказал Эдик и поставил на линии жирную кляксу.

– Не понял, – искренне сказал Федор.

– Это просто, – продолжил Эдик. – Вот ты мчишься по дороге с дикой скоростью и ты только тогда вспомнишь про дорогу и скорость, когда перед тобой появился финиш. Тут же вся твоя предыдущая жизнь становится беспросветным детством. И когда ты уткнешься в финиш, все твое прошлое ловко складывается, как матрешка, вся твоя родословная превращается в одну большую, упрямо улыбающуюся куклу. И от тебя остается большая красивая клякса.

– Это, типа, ты выпал в Нирвану? – спросил Федор, когда Эдик перестал рвать ручкой салфетку.

– Нет, – махнул рукой Эдик, – нирвана – это другой трюк. Нирвана – это когда человек сам тормозит себя до полной остановки и тогда он не превращается в кляксу. Он превращается в ничто, то есть просто исчезает. А в случае с кляксой, человека догоняет настоящая смерть. Понимаешь?

Федор взял разорванную салфетку, покрутил ее в руках.

– Короче, человек может быть или прямой, или окружностью или сдохнуть с помощью Бога? Это все что имеем из вариантов?

– Я не сказал, что это все варианты, – недовольно сказал Эдик, – вариантов полно.

– Расскажи про них, – попросил Федор.

– Я что тебе? Андерсен? Я не коллекционирую варианты и не составляю энциклопедию. Я просто рассказываю, с чем я столкнулся в процессе изучения тебя.

– Меня? – не понял Федор, и снова посмотрел на салфетку – И кто я?

– Думай сам. Тобой я ищу узел. Ты для меня не больше, чем инструмент, деталь компаса.

– Спасибо, друг, – хмыкнул Федор.

– Извини, я пошутил, – примирительно улыбнулся Эдик, – на самом деле мы с тобой почти одно и тоже.

– И кто же мы?

– Мы – два придурка, не желающие спать в ночь перед расстрелом.

Другая беседа Федора и Эдика.

– Не знал, что ты христианин, – сказал Федор.

– Так знай. Кстати, ты слышал байку про китайского Антихриста?

– Нет, – ответил Федор.

– Короче, для меня эта байка была загадкой, а сейчас, когда я знаю ответ – это просто умозаключение. В общем, меня логически не удовлетворяло то, китайцы всей толпой идут прямиком в ад, потому что не верят в Христа. Ад от такого количества иноверцев забивался моей логикой насмерть. У тебя есть логическое объяснение причине столь превосходящему нас количеству иноверцев?

Федор промолчал.

– На самом деле столь несимметричное сочетание вполне логично, – продолжил Эдик, – Ты читал Евангелие от Иоанна?

– Ну да, – сказал Федор.

– Это неправильный ответ. Или да или нет.

– Я читал, – ответил Федор.

– Тогда вспомни бесконечные повторения Христа – "Я и Отец одно", "Видите меня – видите Отца". Постоянное упоминание Отца, как самого себя. Кто еще может так говорить? Подумай. Догадайся.

– Ну и кто? – спросил Федор, устав ждать ответа.

– Так имеет право говорить только сперматозоид, – торжественно произнес Эдик.

– Что за херня? – недовольно сказал Федор.

– Я понимаю, – с увлечением продолжил Эдик, обрадованный реакцией собеседника, – мне самому крайне неловко это говорить. Но вся проблема в том, что это правда. А правду, если она на тебя соизволила нахлынуть, надо озвучить. Христос был сперматозоидом и все 4 Евангелия – это повествование об оплодотворении мира. На первый взгляд – это похоже на богохульство, но это ни в коем случае не богохульство. Евангелие от Иоанна насквозь про это. "Если зерно упав в землю не умрет, то оно не принесет плода" Помнишь? Для оплодотворения яйцеклетки сперматозоид должен умереть, что бы потом воскреснуть в ребенке. Только с приходом Христа началась история, как таковая. До этого наша Земля бегала босоногой девочкой, невинной и бессмысленной, но пришел Христос и Земля оплодотворилась, Земля зачала в себе плод и то самое второе пришествие Христа – это рождение ребенка. Понимаешь? И те муки и страдания, которые испытывал и испытывает мир – это муки страдания беременной женщины.

– Можно подумать раньше земля не страдала? – возразил Федор.

– Страдала, конечно же. Но сейчас она страдает осторожней и больней. И без рождения ребенка нет никакого смысла во всех этих заповедях и моралях. У Христа нет морали. Христос всегда вне однозначности. Истина не может быть однозначной. Истина – это праздник, на котором гуляет весь город. – Эдик сделал паузу, Федор молчал. – Ты понял? – спросил, наконец, Эдик.