Максим Васюнов - Rassolniki

Что поразило Рублева, так это иконы в углу. Их было несколько – Троица, Иван Предтеча, Икона Божьей Матери Владимирской и Николая Угодника, особо почитаемого в этих местах. Иконы и профессор Ковалёв никак не укладывались вместе в сознании Рублёва, ведь он сам не раз слышал от преподавателя, работающего в советское время в обкоме по линии образования, что Бога нет, и что религия – это история бедных и угнетённых, с историей реальной не имеющая ничего общего.

И тут – иконы. В одиноком доме на берегу озера в глухой деревне. Почти что скит бывшего коммуниста.

Александр хотел спросить у профессора, как он пришёл к вере, но не стал. В другой раз. Да и Ковалёв по своей преподавательской привычке пока спрашивал больше сам, попивая крепкий чай с малиновым вареньем, принесённым ему Рублевым.

– Читал, читал иногда твои статьи в Интернете. Хорошие, целостные, концептуальные. Со ссылками на историю, как учил, приятно!

– Ну не зря же я был вашим любимчиком?

– Это правда, чего греха таить, у нас, у преподавателей, всегда есть любимчики! А сейчас ты чем занимаешься? Там же, все пишешь? – поинтересовался Григорий Иванович.

Повисла тишина. Словно профессор задал Рублёву вопрос из билета, на который тот не знал ответа. У журналиста внутри все оборвалось – этого вопроса он боялся больше всего, хотя был к нему готов.

Но, с другой стороны, хорошо, что этот вопрос оказался одним из первых, дальше будет легче. Рублёв, краснея и заикаясь, рассказал профессору о своих приключениях в городе, начиная с того, как получил задание написать про RASSOLNIK’ов.

Григорий Иванович слушал, не выражая никаких эмоций. Только время от времени кряхтел, почмокивал с ложечки малинное варенье и этой же ложечкой помешивал чай, разгоняя чаинки по всей кружке.

– Вот так я оказался здесь. В полной растерянности, не зная, что делать дальше! Я уже и переболел здесь, нервные срывы у меня постоянно. Короче, Григорий Иванович, в пору мне строить здесь дом и оставаться.

Рублёв замолчал, наверное, тоже по привычке ждал – распишется профессор в его зачётке или отправит на пересдачу.

– Может быть, кипяточку? – спросил Иван Григорьевич и, не дождавшись ответа, плеснул в кружку Рублева воды.

– А Ведов, это же с тобой на потоке учился, парень такой активный был? – спросил после томительного молчания старик.

– Ну да!

– Ну что тут сказать тебе? Интересная ситуация.

– Да уж.

– Помнишь, как я вас учил всегда? Рассматривайте ситуацию с высоты истории, сточки зрения вселенной, помнишь, у меня присказка такая есть?

– Да, с точки зрения вселенной! Вы ещё говорили, что так жить проще, если сточки зрения вселенной на все смотреть, – Александр, наконец-то, первый раз за вечер улыбнулся, вспомнив лекции профессора в уютной аудитории журфака.

– Да, на все надо смотреть проще. Но, знаешь, ведь это на самом деле и страшно. Если понимать, как Великую Отечественную войну истолкуют через сотню лет, то страшно. Ты же понимаешь – сражение двух империй, фашистской и коммунистической, за территорию и влияние. И все. Да что говорить, – профессор разочарованно вздохнул и помолчал, закатив глаза – так пожилые люди вспоминают тему разговора, – так вот, если с высоты истории на вашу идею смотреть, то все это – бессмысленная трата времени и даже не сотрясание воздуха, потому что воздуху плевать, кто им дышит.

А если мы чуть-чуть приблизимся к ситуации, посмотрим через сильный объектив, то получится, что ваша война – это все равно, что война русских с русскими. Мне представляется, что нету истории продвинутых людей и маргиналов… А вообще могла бы получится хорошая докторская на вашу тему, можно было бы выйти и на красных с белыми и даже дальше пойти. Но на красных с белыми сам Бог велел. Можно было бы ввести тезис о том, что спустя десятилетия белые решили отомстить красным и забрать власть обратно. Да, это было бы интересно.

– Только за это время и белые стали красными! – оппонировал Рублев.

– Да, и это тоже интересно. Как они, под влиянием чего стали такими? Но это, опять же, если мы посмотрим совсем близко, как историки. Но никто с высоты на это смотреть не будет, все прах, все развеется, вообще все, – профессор закрыл глаза и не говорил с полминуты, Александр даже успел испугаться – не потерял ли старик сознания.

– Так что скучно мне даже, Саша, – вдруг заговорил он, не открывая глаз, – я поэтому и бросил все и уехал к земельке, которую топтал семьдесят лет, сейчас хоть Бог даст – с десяток повозделываю.