Максим Васюнов - Rassolniki

Муха только что проснулась. Вылезла из прогнивших внутренностей деревянной балки, лежащей одним концом в узкой реке, подпрыгнула, словно проверила, в состоянии ли она летать. Посидела на какой-то щепке ещё немного, пытаясь разлепить сонные глаза и вглядеться вдаль – нужно же понять, пришла ли весна, или ещё можно подремать – и полетела, на всякий случай пощупав крылом воду. От прикосновения муху обдало холодом, нет, не май в природе, хотя именно на этот месяц был заведён её, мухин, будильник. Ну да ладно – спать-то уже не хотелось, холод разбудил окончательно.

И полетела муха над заплесневевшими волнами, над проталинами, пышущими жаром и шмелями – опять эти гады проснулись раньше, над разъезженными разъезжающимися сугробами, уже давно не белыми, над дорогой, прозрачной, в которой муха разглядела себя гораздо лучше, чем в реке, мутной, ещё окончательно не скинувшей себя ледяные коросты… Полетела муха как всегда в деревню, к людям, там и поесть можно найти, и порезвиться в чьей-нибудь конюшне, да и вообще она же рождена для деревни, куда ей ещё лететь?

Вот уж и запах свежих бревён дурманит муху, совсем, значит, близко люди, вот и собаки залаяли… Что ж вы орёте как резанные? Ну, ничего, ничего – погоняю я вас ещё. А вот и дым, ох уж этот печной дым с запахом протухшей капусты, одним им можно наесться. Эх, деревня, эх, весна, здравствуй! Муха летала на уровне метров двух над землей, а была счастлива как на седьмом небе. Близко оно, счастье-то!

И так проказница вдохновилась новой жизнью, что и не заметила, как ударилась о стекло. Удар был не хилый – бедняжка аж потеряла на мгновение сознание. Очнулась в чьих-то волосах, но и оттуда её быстро смахнули, муха упала на бревно, ударилась. В нерешительности она подняла глаза на обидчика. Ждала, что сейчас он её прихлопнет. Но тот, и это чуткая муха поняла сразу, был далеко отсюда. От неё, мухи, от деревни и вообще от весны.

Где же был этот мужик, в чьих глазах плавало голубое майское небо, а в тех самых волосах, где муха уже побывала, ещё застряла кое-где седая зима?

Мужчина мыслями был в это время в городе, до которого отсюда километров триста. Он вспоминал, как будто отсматривал кадры плёнки, шествие RASSOLNIK’ов, уже успевшее прогреметь на всю страну. Вот летят в него и в толпу парней за его спиной бутылки и окурки, вот мерцают и взвизгивают сирены, вот все в дыму, вот кому-то он на бегу наступил на голову, кого-то ударил, кто-то врезал ему, вот площадь, заставленная омоновскими ПАЗиками и полицейскими машинами… Одна из них резко бьёт мигалками по глазам, к нему выбегают два человека в форме, хватают за воротник и тащат в машину, где, и он это заранее знал, уже ждала Оля. М-да, хорошо разыграли задержание, никто не заметил подвоха.

RASSOLNIKI знали, что на шествии будет провокация, и Рублева обязательно задержат. Об этом Ведова заранее предупредили знакомые полицейские. Но не выйти вместе со всеми Рублев тогда не мог. Поэтому и договорились с теми самыми сочувствующими знакомыми, что когда начнётся жесть – Рублёв выбежит на площадь, где его и подхватят, затащат в машину и вывезут из города. Одна была просьба у Рублёва – вывести его вместе с Ольгой. Без неё – как это часто бывает в первое время влюбленности – он не представлял своей жизни.

Для всех в городе он был задержанным. Политическим узником, конкурентом действующей власти, которая пошла на самые подлые меры по устранению соперника. И как не пытались менты оправдываться, что Рублёва в глаза не видели – кто ж им поверит! Общественники и журналисты такой шум подняли! Ведь Рублёв уважаемый журналист солидного издания, а не только кандидат в мэры! Так что власти испугались и вскоре выпустили из изоляторов многих повязанных во время шествия. Чтобы хоть как-то отмыться.

Все произошедшее в тот день послужило таким пиаром Рублёву, что больше и не надо. Даже те, кто вообще ничего не знал о нём, кто и на выборы никогда не ходил – теперь следили за его судьбой. А раз кандидата в мэры незаконно удерживают в застенках, значит, есть чего бояться власти и есть, что скрывать!

Вот только самого Рублёва такой расклад не радовал. Он все чаще бродил по деревне, куда уехал вместе с Ольгой, в глубокой задумчивости.

Местные мужики, обычно весёлые и жаждущие поговорить, к нему боялись подойти, считая его очень странным. А он никого и ничего не замечал, он снова и снова проматывал в голове события последних месяцев и просчитывал варианты, как можно быстро слить и себя и RASSOLNIK’ов. Но, главное, он пытался понять, как лучше проиграть на выборах, чтобы ещё большего греха на душу не брать. Но чем больше он думал, тем больше скисали мозги, как будто дым из печей, которые топили прошлогодними дровами, проникал и окутывал его голову изнутри. А тут ещё Ведов вчера огорошил и совсем выбил его из колеи. И расстроил так, что на утро Ольга вскрикнула, увидев его волосы. Они целыми прядями побелели.