Юрий Вафин - Говорит Вафин [litres]

Отписаться можно только один раз в году – в Юрьев день, и то отписаться не в никуда, а перейти в другой паблик.

На каждого подписчика была бы наложена барщина – энное количество репостов и оброк – пока не придумал какой, вероятно, что-то по типу перевода на карточку Сбербанка, но тут надо юридическую базу составить, привлечь специалистов, оценить хедж-риски, сразу не сделаешь.

Вот тогда будет определенный порядок в блогосфере.

«Здравствуйте, Юрий Николаевич, я к вам от Варламова перехожу с лошадью, бабой и нехитрым скарбом – принимайте, пожалуйста».

Продавались бы паблики так: «20 тысяч душ, подписчик работящий и непьющий, нраву смирного». А мертвые души уже сейчас имеются у многих.

Такого рода размышления сопровождают меня первые 10–20 минут спросонья. Имеется в них некая, знаете, барскость, непривычному взгляду могущая показаться охуевшестью.

МНЕ ТАК ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ВЫ ВСЕ ТУТ ПОЕБАЛИСЬ, А Я СИДЕЛ НА ТАБАРЕТЕ, ИГРАЛ НА ГАРМОНИКЕ И ДАЖЕ НЕ СМОТРЕЛ НА ВАС – БОЛЬШЕ НА НЕБО, ГДЕ ЛЕТЕЛА БЫ СТАЯ ЖУРАВЛЕВ.

Много чего русский человек умеет – запускать корабли по Ангаре, бить соболя прямо в глаз, конструировать самолеты, писать романы и пьески, летать в космос и оттуда махать всем рукою. Но одного русский человек не умеет совершенно – знать меру в поедании арбуза.

Сядут русские люди за стол перед арбузом, вскроют его – и едят до тех пор, пока всё не уработают. Ежели кто захочет встать раньше того момента, посмотрят на того презрительно: «Слабоват, мол, брат, не в нашу породу».

Хотя отчего бы не отложить, коль все наелись?

Нет, едят до конца. И детишек подначивают: «Вот, Коленька, тебе еще кусок, вижу – голоден ты». А ежели кто не полностью доедает, так тому прямо скажут при всех: «Ты, Слава, кажется, много оставляешь на корках. Надо до зеленого кушать».

Потом ложатся на полати, охают – бока трещат. Пузо надулось что твой барабан, хоть сейчас на смотр в войска.

Говорят, что когда научится русский человек арбузом лакомиться в меру, тогда переименуют Россию каким-то другим именем. Будет совершенно иная страна, не хуже, не лучше – просто иная.

Тебя посадют в турьму, а люди соберутся на тротуаре и скажут так:

«Посадили, и хорошо. Лично не знал, но раз по его адресу милиция выехала, значит, наворотил дел».

Другой выдвинется вперед:

«А если и не натворил, то уже близко к краю подошел, значит. Что теперь, ждать, пока не натворит?»

Третий голос подал с арьегарда:

«А ежели и к краю близко не подошел, то ведь мог подойти. Возможность-то не отрицаете? А раз мог, то по нынешнему нервному климату считай, что подошел бы. На предупреждение помыслов милиция сработала. Не зря деньги платим. Спать теперь спокойно», – и похлопал себя по пузу.

Четвертый и вовсе говорить не стал, а проявил себя в танце. Минуты полторы граждане воочию наблюдали пример выдающегося си-волка.

Поаплодировали.

Помолчали с минуту.

Откашлялись.

Один чихнул даже так, что от брызгов радуга нарисовалась небольшая.

Потом пятый резюмировал: «По факту каждого из нас можно сажать, потому что врага от неврага отделяет лишь тонкая пленка соблазна. Взяли – значит, спасли. Арестовали – значит, уберегли. Лучше три года с людьми на положении провести, чем наворотить такого, что потом вовеки не разгрести».

Дядя Миша Чумоходов добавил: «Полтинник живу, ни разу мной не интересовались. В 2003-м бывало – около Парка культуры наебнули меня, но признаю – сам был виновен, уж больно вальяжно шел. Ёбнули в душу разок, пятихат забрали, в целом по-божески, по-божески обошлись. А этого арестовали. Значит, категорически было за что».

Мужики поковыряли сапогами в асфальте, иные закурили.

Через три минуты уж никого на тротуаре не было видать.

Только салфетка мятая лежала какая-то дурацкая.

ХОЧУ, ЧТОБЫ БЫЛО КАК РАНЬШЕ, ТОЛЬКО ЛУЧШЕ.

Что было при Сталине. Что мы потеряли.