Юрий Вафин - Говорит Вафин [litres]

– КУДА? – СПРОСИЛ ПАЦАН.

– В ТУРЬМУ.

– А ЗА ЧТО?

– НА ПОЛТОРАШЕЧКУ ВСЕГО.

– НУ НА ПОЛТОРАШЕЧКУ ЕЩЕ НИЧЕГО, – ОБРАДОВАННО РЕШИЛ ПАЦАН.

«ПОЛТОРАШЕЧКА – НЕ ПЯТЕРКА! ЕЩЕ МОЖНО ПОСИДЕТЬ! ОДНО УДОВОЛЬСТВИЕ – ПОЛТОРАШЕЧКУ ОТСИДЕТЬ!», – СОЧНО ПРИЧМОКНУЛ ПАЦАН В ПРЕДВКУШЕНИИ.

Пацан на райончике двигался.

После школы приходил – двигался на райончике. Пока в институте учился – двигался на райончике.

Потом работал – после трудодня на райончике двигался, отсидел, вышел – пошел на райончик двигаться.

На пенсию вышел – почти каждый день, что спину не ломило, двигался на райончике.

Помер – и поговаривают, что в гробу пару раз дернулся, пока его через райончик на кладбище везли.

Такой уж пацан был.

ПАЦАН БЫЛ НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ.

ОДНАЖДЫ УВИДАЛ ОН НА БУЛЬВАРЕ ЛЮДЕЙ, ТОЛКУЮЩИХ ЖЕСТАМИ, ПОДОШЕЛ ПОБЛИЖЕ, РОТ ОТКРЫЛ – СМОТРИТ.

ПОСЛЕ СКАЗАЛ: «РЕБЯТ, А ВЫ ЧТО, ГЛУХИЕ, ЧТО ЛИ? ОХУЕТЬ ЖЕ МОЖНО!»

НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ БЫЛ ПАЦАН.

Пацан любил деньги. Он часто доставал свежие хрустящие купюры, нюхал их, позировал перед зеркалом и фотографировал на аппарат люмия.

Денежки, баблосики, бабулетики, лавешечка – так он ласкал ассигнации словом.

Одна проблема была в жизни пацана – деньги не отвечали ему взаимностью.

Поэтому пацан был нищим потным уёбищем без перспектив.

Одному пацану многое было дано по жизни.

Когда нелепые оставляли по пьяни на кухне открытый баллон с пивом, пацан поутряни пригублял его – и то оказывалось не выдохшимся, а немного даже крафтилось по типу стаута.

Бычки пацана, в полете с балкона до тротуара, взрывались на полпути с оглушительным ревом, и оттуда сыпалось пестрое конфетти, отчего дворовые дети приходили в экстаз.

Спал пацан стоя, будто слон, и ходил так скоро, что утром его видали в Твери, днем во Владимире, а вечером уже на Теплом Стане. Худ был пацан да молчалив и в черном уставшем пакете носил конспекты пацанских притч, что подбодряли его в минуты скорби и разочарования от образа жизни человеческого.

Когда пацан накуривался, то выходил на перекресток семи дорог слагать былины про невиданные подвиги ратной братвы, про сладострастных заморских бикс и неведомое по размеру бабло, что сыпется сверху дождем за лютые авангардные людские схемы.

Когда к пацану приходили братишки и, заламывая руки в отчаянии, стенали, что близкого заточили в казематы не за что злые месара, то пацан брал трубку, окутывал себя дымом, что твой Кракатау, и за 3–4 звонка блестяще решал вопрос безо всяких хвостов и недомолвок. И слетали пробки с бутылок шампанского, и падали кандалы с бродяг в далеких хмурых зонах. И рукоплескал тому пацану район, и вторила ему область.

Тот пацан кудесник был, получается!

Сейчас так дух распирает от величия пацана, что не могу концовку дописать, вы уж меня не обессудьте, люди добрые.

Пацан умел добазаритъся.

Его батя в роддоме совал пухлый конверт завотделения с присказкой: «Положите в отдельную палату, чтоб цивильно всё было… как грится…»

В детский сад пацан был отдан наилучший. Партию в кубики он делил с сыном мэра и дочерью главы Водоканала. Всё было цивильно.

При поступлении в школу повторилась та же история: отец зашел к директору с уже подписанным договором на поставку мебели в кабинет музыки, веско прибавив: «Отдайте в наилучший класс, чтоб всё цивильно было… как грится…»

Пацан перенял навык отца с молоком матери.

Заходя в кабинет врача мимо очереди, он гулко ставил на клеенчатый стол многообещающий пакет: «Вот вам, Сан Дмич с нашим уважением, хорошо бы вылечиться…», затем поправляя пыжиковую шапку, прибавлял: «Чтоб всё цивильно было… как грится…»

И своих детей устроил получше многих, и на работе ценили пацана, а потому что везде умел добазариться, не тушевался и знал свой интерес.

К сожалению, все пацаны смертны. Вот и наш пацан как-то помер.