Юрий Вафин - Говорит Вафин [litres]

13:00 топаем, хлопаем, изгоняем вирус бедности из помещения.

14:00 обед. Триста рублей и целый бизнес-ланч, вот уж чудеса!

16:00 визуализируем себя в роскошной женщине, которая с придыханием шепчет: «Уж всякое бывало, но такого пока не бывало!»

18:00 собираю с зала по сто рублев, кидаю в блендер, варю вам смузи. Это бабло-коктейль, его надо пить, пусть даже и терпко в ротике.

19:00 вы пишете каждому контакту из своей телефонной книги: «Привет, ты готов к заманчивому бизнес-предложению?» Предложения пока нет, но вы уже создали потенциал его возникновения.

20:00 завожу в зал питбулей, вынюхиваем латентных нищебродов и негативщиков. Гоним найденных по проходам с улюлюканьем, как зайца.

21:00 фуршет. Подают советское шампанское, канапе из колбасы.

Но не засиживаемся – вскоре Анна Николаевна пойдет домой, и надо успеть забрать одежу обратно.

Завтра я буду учить вас продавать ртом.

Как только в маленьком городке открывается интеллектуальное опенспейс-лофт пространство, там тотчас начинаются лекции по притеснению нацменьшинств и феминизму, на которых молодые люди, сидя с ногами на подоконнике, с задумчивым выражением лица что-то беспрестанно записывают в молескины.

Меня такое положение дел искренне изумляет. Я не представляю, как человека может интересовать эдакая поебень.

Автомобили, мода, архитектура, спорт, восхитительные женщины, собаки, кони, шелка, шампанские вина, ассемблер-дрочево, чтобы диод на кружке красным загорался от кипятка, – это представляю.

А вот угнетения нацменьшинств и феминизм – никак нет.

Ведь что посетителю таких лекций угнетения малых народов – он, как правило, русский. Что ему феминизм – в его доме царствует матушка, а до нее правила бабка, а батя ходит по дому на цырлах и говорит тоненьким голоском, чтобы никого не прогневать.

Сдается мне, есть в этом процессе некая доля культа карго. Ведь в Лондоне и Берлине так сиживают с молескинами, значит, и нашему начинающему интеллектуалу стоит присесть.

2025 год.

Джилет выпускает новый эпохальный рекламный ролик.

Мастерская. Стены орехового дерева. Изящная резная мебель. 10 утра. Чернокожий художник ваяет глиною что-то чудесное. Луч света проникает через панорамное окно и сквозь плющ освещает галерею. С потолка опадают листья каркаде. Слышится ангельское пение. В углу два азиата, благоговейно обнимая друг друга, играют в две руки на фортепиано. В комнату входит белая женщина. Все встают. И буквально стонут от невиданного доселе уважения к ее натуре.

Все боятся молвить слова, чтобы не свершить ненароком харасмента. Глаза опущены. Женщина даже не идет, она левитирует сантиметрах в пяти над паркетом. Помыслы ее чисты. Глаза сияют. Она воздевает руки к своим друзьям, и вместе они проходят в залу, где уже накрыт вельможный стол с вегетарианскими яствами. С персика срывается бабочка. Она летит через поля, луга, все дальше, дальше и вдруг через зарешеченное окно залетает.

В полусожженный подвал. Мерзость. Разложение. Дисфория. С потолка жирными каплями чпокают об пол слизни. В подвале, поджав под себя ноги, сидит совершенно голый белый мужчина абсолютно ломброзовского типажа. Нет ничего светлого на его челе. Кажется удивительной мысль, что такое родила обычная человеческая мать. Нет, это существо было зачато от сексистских шуточек двух цисгендеров, оплодотворено их гнусным хохотом и взрощено в гнилых серных болотах, где ночами воет выпь.

Мерзавец, камлая себе под нос угрозы, точит кривой гоблинский нож. Через плечо у него перекинута собачья голова с предсмертным оскалом. Бабочка трепещет. Мужчина хватает ее ладонью, зловеще улыбается и отрывает оба крыла. Зритель ахает. Становится ясно, по чью душу разбойник тачает гундабадский кинжал.

На экране появляется пожилой африканец в тоге. Он качает головой: «Нет, нет, белый мужчина, ты достаточно навредил планете, время убираться прочь». В руке африканца появляется опасная бритва

Джилет. Зритель чует себя в безопасности за таким защитником. Становится ясно, что песенка белого мужчины спета. Козни его закончены. Никогда ему не пробраться в галерею!

Реклама тотчас была поддержана всей прогрессивной общественностью.

«Есть над чем задуматься!»