Лайонел Шрайвер - Другая жизнь

Джексон ждал, когда Шеп поднимет вопрос о потерянной страховке. Вместо этого он заговорил об отце.

– Мне стыдно, что я его почти не навещаю, – сказал Шеп. – Не могу заставить себя приблизиться к нему из-за этой проклятой си-дифф, боюсь навредить Глинис. Врачи никак не могут с ней справиться. Снова и снова пичкают его антибиотиками. Я даже не сдержался в разговоре с медсестрой несколько недель назад. Представь: я попытался объяснить ей, что им необходимо соблюдать гигиену, для начала просто мыть руки. Знаешь, как она отреагировала? Рассмеялась. Сказала, что они проводили лабораторный эксперимент. Если в чашке Петри смешать вещества, содержащие си-дифф, и дезинфицирующие средства, число бактерий увеличивается.

– Разве эта дрянь не должна их уничтожать? Эй, друг, такими организмами надо восхищаться. Сейчас много пишут о том, что когда-нибудь на Земле появится иная форма жизни, более развитая. Я считаю, будущее за микроорганизмами. Через несколько тысяч лет на Земле не останется ничего, кроме плесени, вшей, вирусов и стрептококков.

– Ты говоришь так, будто рад этому.

– Да, – сказал Джексон. – Безмерно.

– Папа еще больше похудел, говорят, это очень плохо. Когда я с ним разговаривал последние несколько раз, он поразил меня такими высказываниями, что я усомнился, действительно ли он стал немощным стариком. Он заявил, что больше не верит в Бога.

– Не может быть, – поразился Джексон. – У него просто было плохое настроение, или он решил над тобой поиздеваться.

– Он был совершенно серьезен. Сказал, что чем ближе подходит к концу, тем отчетливее осознает, что ждать нечего. Говорил, что сам не понимает, почему ему потребовалось столько времени, чтобы понять такую простую истину – раз ты умер, значит, умер. И еще добавил, что после стольких лет преданного служения Богу и церкви он заслужил лишь унижения, много месяцев унижений – лежать в дерьме и терпеть грубость толстой нервной медсестры-китаянки с холодной грубой губкой в руках. Он вспоминал о том, что прихожане много раз говорили ему об этом, когда в семье умирал ребенок или когда люди переживали страшную аварию и буквально возвращались с того света, но он их не слушал, а теперь сам все понял.

– Весьма изощренно.

– Я считаю это ужасающим.

Джексон остановился и повернулся к другу:

– Я всегда думал, что ты далек от этой христианской ерунды.

– В принципе да. Вернее, так оно и есть. Неплохая сказка, но все это кажется слишком фантастичным – истории о Сыне Божьем, непорочном зачатии и прочем. И во всех религиях речь идет лишь об одном виде жизни, только на этой планете, вращающейся вокруг единственной яркой звезды, словно это центр всего мироздания, венец творения – возникают подозрения, что это не так, верно? Когда поднимаешь глаза к небу и видишь так много всего? И еще то, что мы с Глинис неоднократно наблюдали в поездках по бедным, действительно очень бедным странам: зловонные стоки, болезни, маленькие дети, гибнущие от несметного количества микробов в воде… Разве это не наводит на мысли, что никто этим не управляет – по крайней мере, не вселенская мудрость. Несмотря на веру отца, мне всегда было спокойнее думать, что это не так. Если я считаю, что ничего высшего не существует, а теперь и он пришел к такому выводу… Я не знаю. Все непросто. У меня какое-то странное ощущение. Я задумываюсь о том, что должен делать, если меня волнует судьба отца. Иногда мне кажется, что надо поговорить с ним и заставить вновь поверить в то, во что, впрочем, сам не верю. Порой у меня такое чувство, что я должен почитать ему Книгу Иова. Или пропеть песню «Выносящие снопы» по телефону. Мне очень тяжело вести с ним такие разговоры. Господи, я всегда считал, что люди, наоборот, обращаются к религии, когда страшатся смерти.

– С Глинис этого тоже не случилось.

– Она вообще человек своеобразный. Даже если и увидит свет в конце тоннеля, сделает вид, что не заметила, только чтобы позлить сестер. Кроме того, она не верит в то, что умирает, поэтому отказывается даже бояться.

– Если бы все зависело от силы воли, Глинис жила бы до ста лет.

– А ты веришь в загробную жизнь?

– Не-а. Да мне она и не нужна. Кто еще захочет продлить такое?

– Я так полагаю, дело не в мезотелиоме или «хэндимэн-точка-ком».

– Даже если и так. Я просто устал, дружище.

– От чего?

– От всего. От всего, черт возьми.

Шеп вновь окинул его подозрительным взглядом.

Они миновали загон, в котором молодая женщина выгуливала лошадь. Она с удивлением посмотрела на мужчину в дубленке и шортах, но не выразила беспокойства, видимо решив, что этот коренастый парень все же не производит впечатления психа. Центральная аллея была пустынной и казалась заброшенной, тусклое небо, посыпающее землю мелкими холодными крупинками, дополняло мрачную картину. Обледенелые дорожки были покрыты слоем соли. Пожалуй, зимой городу не нужны парки.